– Чисто тюремный охранник, даже не улыбается! – шепнул Мика.
– Кто? Вот этот мистер Весельчак?
– По-моему, он нас изучает, чтобы выяснить, кто будет следовать правилам, а кто нет.
– Думаю, он уже понял, что ты принадлежишь к последним. Он с тебя глаз не сводит.
– Ага, я заметил. Для столь жизнерадостного парня он неимоверно восприимчив.
Нас привели в зал с кондиционерами, компьютерами и системами видеонаблюдения и предложили сесть. Выбора не было, фильм придется посмотреть. Наш гид отметил присутствующих, и фильм начался.
Вот что мы узнали за следующие пятнадцать минут: почти ничего. Неизвестно, кто построил гипогей. Неизвестно, для чего его построили. Неизвестно, что случилось с теми, кто его построил. Неизвестно, откуда они пришли. Неизвестно, почему гипогей таков, каков есть. Неизвестно, что это была за цивилизация. Известно лишь, что гипогей построили задолго до пирамид.
Зажегся свет.
– Сюда, пожалуйста, – сказал гид. – Идемте, экскурсия начнется через минуту. Времени мало, так что не разбредайтесь. Не задавайте слишком много вопросов.
И нас повели в гипогей, предупредив, чтобы мы ничего там не трогали.
Фактически гипогей – это пещера. Пригнувшись, мы шли по подмосткам, которые на шесть дюймов возвышались над полом, и сорок минут слушали непрерывный монолог гида. Вот что мы узнали: почти ничего. Все, что он сказал, мы уже слышали в фильме.
Однако идти по старейшим в истории человечества руинам само по себе знаменательное событие. Наша группа вела себя исключительно серьезно – гид запугал всех. Жутковатое ощущение: двадцать человек, большинство из которых уже успели подружиться, стоят в пещере и довольно долгое время не позволяют себе даже шептаться. Это был самый тихий период во всем путешествии.
Потом нас повезли в храмовый комплекс Таршин, который находится прямо в центре города. На сей раз вместо зданий нас привели на небольшой пустырь с разбросанными вокруг огромными камнями. Да уж, отнюдь не Мачу-Пикчу.
– И это все? – удивился Мика.
– Зато здесь можно снимать видео.
– Здесь нечего снимать. Скучное местечко. Сколько мы тут пробудем?
– Час, наверное.
– Слишком долго, учитывая, что никто ничего об этом месте не знает.
Мика оказался прав – час тянулся долго, даже несмотря на нового гида в лице женщины, которая, казалось, искренне была рада нас видеть. Каждое описание у нее начиналось с фразы «Мы полагаем, что это может быть…» или «Мы не уверены, для чего это использовалось, но…»
Также она часто употребляла слово «копия»:
– Это копия колонны, которая, на наш взгляд, имела важное значение…
Услышав это слово десять раз за первые несколько минут, Мика поднял руку.
– Вы постоянно говорите «копия».
– Да, это копия. – Гид кивнула.
– То есть она не настоящая?
– Нет, настоящая колонна в музее. Большинство настоящих частей храма отвезли в музеи, чтобы спасти их от дальнейшего разрушения.
– А то, что вы нам только что показывали?
– Тоже копии. Их сделали максимально похожими на оригиналы. – Она просияла. – Удивительно, правда?
– И сколько здесь копий?
Гид огляделась.
– Почти все, что вы видите. Посмотрите, какая огромная проделана работа! – Она обвела рукой развалины. – Например, мы считаем, что эта стена…
Мы с Микой быстро утратили интерес к экскурсии. Нам показывали не руины Таршина, нам показывали… подделку. Все равно что в Лувре увидеть фотографию картины с Моной Лизой, а не саму картину.
– Похоже на бутафорию для фильма, – оглядываясь, сказал Мика.
– Точно. И, откровенно говоря, не самую лучшую.
* * *
Вечером нашей группе было предоставлено свободное время, и мы с братом решили поужинать в ресторане рядом с гостиницей – там подавали пиццу и пиво. Как всегда, оставшись наедине, мы предались воспоминаниям о детстве.
– Помнишь Черныша? – спросил Мика.
– Ту адскую птицу? Такое разве забудешь? А «почти участник»?
Мы громко рассмеялись.
– А помнишь, как мы нагрузили «фольксваген» книгами так, что казалось, будто он вот-вот взлетит?
– А помнишь, как мы притворились, что вот-вот упадем с края Большого каньона?
Мы засмеялись еще громче.
– А войны с пневмооружием? Когда я выстрелил тебе в спину и нам пришлось вырезать пульку ножом, потому что она глубоко засела?
– А когда мы с Марком свалили почтовый ящик и те парни задали нам жару?
– Или когда дедушка поливал меня из шланга?
– Не забудь про лечение пластырями!..
Мы всегда рассказываем одни и те же истории, и нам почему-то не надоедает их слушать. Мы наклонялись и хлопали себя по бедрам, а люди за соседними столиками смотрели на нас и не понимали, почему мы смеемся.
В том-то все и дело – наши истории кажутся нам смешными, потому что мы прожили и пережили их. Чем ужаснее был случай, тем забавнее он становился для нас с годами.
Спустя какое-то время Мика затих. Он поднял на меня затуманенный, проникновенный взгляд и сказал:
– Хорошее было время.
Я кивнул.
– Самое лучшее.
После ужина мы решили попытать удачи в казино. Мы играли в блек-джек, и Мика выиграл, а я проиграл. Казино было меньше и спокойнее таких же заведений в Рино или Лас-Вегасе, зато нас приятно удивило сообщение, что вскоре тут будет играть музыкальная группа. Крупье заверил, что группа хорошая и очень известная:
– Они местные. Играют здесь несколько лет.
– Интересно будет послушать мальтийскую музыку. Никогда не слышал, – сказал Мика.
– Сюда многие вечером приходят, чтобы послушать их. Вскоре здесь станет людно, и будут танцы.
– Еще лучше, – с улыбкой сказал Мика.
Спустя какое-то время за нами принялись рассаживаться музыканты, однако мы так сосредоточились на игре, что даже не обернулись к ним. Прозвучали первые аккорды. Мы узнали их, но поначалу не смогли вспомнить песню. И вот, когда мы уже почти вспомнили ее, солист начал горланить слова из песни «Трус» Кенни Роджерса.
Мы обернулись и удивленно заморгали. На местных музыкантах, выступающих в мальтийском казино, красовались ковбойские шляпы. Парни пели американские кантри-песни, отбивая такт ногами. Толпа подбадривала их выкриками и подпевала. Мы с Микой переглянулись, со смехом пожали плечами и тоже начали подпевать.
Вот так всегда – стоит нам решить, что больше ничего интересного не случится, как сразу же происходит что-то необычное. Я бы ни в жизнь не смог представить, что буду горланить песни Кенни Роджерса, имитируя мальтийский акцент.
