Когда негатоскоп включили, у меня перехватило дыхание – белые пятна были везде.
Мы все же спросили про операцию, но врач сказал, что опухоль затронула срединную линию мозга и удалить ее нельзя. На вопрос о химиотерапии мы получили ответ, что она, возможно, замедлит рост опухоли.
Не остановит – замедлит. Врач деликатно дал нам понять, что это лишь отсрочит неизбежное.
– Для нее делают все то, что мы делали бы здесь, – сказал он.
Мы спросили про экспериментальные лекарства, и врач ответил, что они называются так не без причины – их эффективность не доказана. Потом он долго говорил о качестве жизни – опять-таки, давая понять, что шансы сестры на излечение не так уж высоки.
Опухоль уже сказывалась на Дане. Сестра еще поддерживала повседневные разговоры, однако полностью понять объяснения врача уже не могла и хмурилась, не в силах уловить нюансы.
– Вы на удивление хорошо держитесь, – сказал ей врач.
Мы поняли, что он описывал ее состояние – большинство людей с такими опухолями вообще не способны ходить и разговаривать. К концу консультации Мика сидел в углу, низко опустив голову. Когда врач ушел, мы долго не могли произнести ни слова.
– О чем он говорил? – наконец спросила Дана брата.
Мика перевел взгляд с сестры на меня, а потом опять посмотрел на Дану и натянуто улыбнулся.
– Он сказал, что ты получаешь хорошее лечение. Другого назначать не станут.
Дана кивнула.
– И мне не нужна операция или облучение?
– Нет.
Дана моргнула и посмотрела на меня.
– Мне ведь пропишут другое лекарство, если это перестанет действовать?
– Обязательно, – ответил Мика. – Есть еще пара средств, которые можно попробовать.
– Тогда ладно, – сказала Дана.
Два часа спустя мы стояли среди кинозвезд. Дана сфотографировалась с Кевином Костнером и Робин Райт, которые были с ней исключительно любезны. Сестра позировала для снимков, а я смотрел на нее и думал, сколько она еще проживет.
* * *
Словно пытаясь уйти от неизбежного, весной 1999 года я начал писать «Спасение» – роман о мальчике по имени Кайл, который не мог говорить. На очень личную и выстраданную книгу меня вдохновил, конечно же, Райан.
Свободное время я проводил с Майлзом и Кэт, но не переставал и учить Райана. Кэт тоже выкладывалась целиком, прививая сыну разные навыки. Он все лучше понимал вопросы, пробовал отвечать. Однако мне хотелось, чтобы процесс обучения шел легче. Я отчаянно жаждал, чтобы – оп! – и Райан начал учиться самостоятельно, впитывая в себя окружающий мир, как остальные дети. Увы, ничего подобного не происходило; обучать сына было все равно что катить камень вверх по бесконечному склону.
Я задавался вопросом – почему мне достался столь проблемный ребенок? Иной раз я злился на Бога, злился на свой удел. С Райаном мы с Кэт были лишены радостей взросления ребенка, его удивления при познании мира, крепнущих связей с родителями, способности учиться самому. Буквально все в его взрослении было борьбой без вознаграждения, и я роптал на несправедливость. Я хотел, чтобы кто-нибудь сделал эту работу за меня. Я хотел, чтобы кто-нибудь пришел и волшебным образом разрешил проблему. Я мечтал о дне, когда изобретут таблетку, которая излечит Райана. Я устал. Устал от всего и молил Бога помочь моему сыну. Не так уж много я просил, правда? Я лишь хотел того, что есть у наших друзей, у соседей – практически у всех. Я хотел обычного ребенка.
А потом мне стало стыдно за эти мысли, чудовищно стыдно. Ведь Райан не виноват в своих бедах. И Бог не виноват. Никто не виноват. Райан не ленился и усердно трудился – гораздо усерднее любого другого ребенка. Мы с ним прошли огонь и воду. Он мой сын, и я люблю его. К тому же никто не обещал справедливой жизни. Мы хотим одно, а получаем другое… И я с новыми силами взялся за Райана.
Впрочем, у меня не было выбора – меньше, чем через полгода моему сыну предстояло идти в подготовительный класс, а освоить требовалось еще очень и очень многое…
* * *
Через месяц, в апреле 1999 года, Кэт снова забеременела, а опухоль сестры, к всеобщему удивлению, остановилась в росте. Или даже уменьшилась. Еще через месяц Мика справил первую годовщину свадьбы, и я поздравил его по телефону.
– Как там Райан? Я по нему скучаю, – сказал брат.
Он всегда спрашивал о Райане. Всегда. И всегда говорил что-нибудь хорошее.
Летом я продолжал работать над «Спасением», обучать Райана и проводить время с Майлзом.
Мы с Кэт восхищались ее растущим животиком, и каждое утро я просыпался с мыслью о том, что она самая замечательная женщина в мире. Мы вновь побывали в Калифорнии: наши визиты туда стали чаще и продолжительнее.
Осенью Райан пошел в подготовительный класс. Первый день мы места себе не находили от беспокойства за него, ужасаясь при мысли о том, что с ним может случиться. Хотя он постепенно обучался всему необходимому, он все равно значительно отставал в развитии. Мы опасались, что другие дети будут дразнить его, что он не сможет выполнять задания. Каждый день мы ждали звонка из школы с просьбой перевести Райана куда-нибудь еще. Каждый вечер мы молились о нем.
Кэт вынашивала ребенка, а мне снова пришлось уехать на два месяца. Я ездил по Европе и США, представляя книгу «Спеши любить». Во время переездов я беспокоился о Кэт и Райане. Посреди тура стало известно, что опухоль сестры опять начала расти. Дане прописали экспериментальные лекарства в экспериментальных комбинациях, без каких-либо прогнозов на улучшение.
Меня почти всегда спрашивали, считаю ли я себя удачливым человеком? Считаю ли я свою жизнь счастливой? Я не знал, что ответить.
* * *
На протяжении 1999 года мы с братом постоянно созванивались, и я чувствовал, насколько он эмоционально истощен. Он принял на себя роль отца и возил Дану по врачам, поддерживал и выслушивал ее – и в то же время старался не выказывать ей своих тревог.
Как и для меня, работа стала для Мики отдушиной. Его бизнес рос, у брата было уже почти тридцать служащих вместо шести; он работал, не покладая рук, даже по выходным и вечерами, и к тридцати пяти годам стал миллионером, как и мечтал когда-то.
С Даной мы созванивались дважды в неделю. Иногда звонил я, чаще она. Ей нравилось общаться с Кэт – они говорили в основном о детях и о том, как утомительно быть матерью. Дана живо интересовалась беременностью Кэт. В подобные моменты с легкостью забывалось, что она больна.
Сестра не придавала значения своей опухоли, то ли не желая признавать факт ее существования, то ли из оптимизма. Обычно Дана вообще не говорила об опухоли, а если и упоминала, то лишь в контексте грядущей победы над ней.
– Я не сомневаюсь в успехе лечения, ведь у меня двое детей, которые нуждаются во мне, – говорила Дана.
