Глава восьмая
Стальгорн
Магни Бронзобород ждал в Зале Исследователей. Когда-то Андуин собственными глазами наблюдал, как король дворфов в муках обращается в сверкающий алмаз, и был не в силах хоть чем-то помешать этому, а потому полагал, что готов к встрече с пробудившимся Магни.
Но не тут-то было.
Магни стоял под скелетом птерадона, повернувшись спиной ко входу, и увлеченно беседовал с Веленом и старшим исследователем Мунинном Магелласом. Рядом, озабоченно хмуря густые брови и внимательно вслушиваясь в разговор, стояли Фалстад с Мурадином.
Пригласили сюда и главного механика Гелбина Меггакрута, белобородого лидера гномов. За его внешней бодростью и жизнелюбием скрывалась спокойная глубокая мудрость. Встречу с ним Андуин планировал провести на следующий день. В войне с Легионом гномы оказались просто бесценными союзниками, и ему непременно хотелось лично поблагодарить не самых высоких физически, но, вероятно, величайших в интеллектуальном смысле членов Альянса. Присутствие советника главного механика, капитана Ступа Искража, сурового воина с черной повязкой на глазу – свидетельством многих лет боевого опыта, – указывало на то, что Магни явился в Стальгорн не просто с дипломатическим визитом.
Сверкающая фигура повернулась к Андуину, и это зрелище поразило юного короля, точно удар в живот. Каменным статуям не положено двигаться с такой грацией, а алмазным бородам – развеваться при этом в воздухе! Теперь Магни не был ни дворфом, как прежде, ни статуей, в которую превратил его ритуал. Он был и тем и другим, и в то же время – ни тем, ни другим, и это невероятное сочетание поразило Андуина до глубины души. Однако секунду спустя Магни заговорил, и разом нахлынувшая радость заставила юного короля забыть обо всем остальном.
– Андуин! Как же ты вырос!
Под действием ностальгии и неумолимого приближения взрослой жизни эта фраза, так ненавидимая всеми детьми на свете, совершенно преобразилась. Она была настолько обыкновенной, настолько натуральной, что все иллюзии «потустороннего» треснули и разлетелись вдребезги – точно так же, как алмазная тюрьма Магни. Голос Магни тоже был теплым, живым и, несомненно, его собственным. «Может, если коснуться шагающего навстречу существа, его алмазное тело тоже окажется теплым?» – подумал Андуин. Но тело алмазного дворфа было так густо усеяно шипами и острыми гранями, что о крепких рукопожатиях и сокрушительных объятиях в обычной, прежней манере Магни не могло быть и речи.
Знают ли Мойра и Дагран, как обойти это препятствие? Склонен ли Магни к тем знакам внимания, на которые был так щедр в прошлой жизни, в жизни создания из плоти и крови? Хотелось бы надеяться – ради них всех…
Тем временем Мойра попросила Белграма присмотреть за Даграном, но мальчик запротестовал: ему хотелось повидаться с дедом.
– Посмотрим, – сказала Мойра, и лицо ее сделалось… пожалуй, не то, чтобы ожесточенным, но озабоченным.
– Магни, – сказал Андуин. – Как я рад тебя видеть!
– И я рад видеть вас с дочерью, – отвечал Магни, повернув каменное лицо к Мойре. – Смею надеяться, что смогу повидаться с внуком, как только покончу с делами. Вот только, как это ни грустно, не в гости я сюда пришел.
Конечно же, не в гости! Теперь Магни говорил от лица самой Азерот, а это такой колоссальный священный долг… Андуин покосился на дренея. Велен не отличался слезливой сентиментальностью. Он легко улыбался и не стеснялся смеяться. Однако сейчас старый пророк был мрачнее тучи. В эту минуту глубокие, словно бы высеченные на древнем лице морщины, напоминавшие о великом множестве пережитой им боли, сделались глубже прежнего.
Магни окинул Мойру, Андуина и Велена серьезным взглядом.
– Я разыскал вас не потому, что все вы – правители народов, но оттого, что вы – жрецы.
Мойра и Андуин удивленно переглянулись. Конечно, Андуин знал, что оба они принадлежат к жречеству, но прежде об этом как-то не задумывался.
– Ей ужасно больно, – продолжал Магни. Его алмазное, казалось бы, такое твердое лицо с неожиданной легкостью сморщилось от сострадания.
Неужели ритуал, так изменивший Магни, действительно позволяет ему чувствовать боль Азерот? Андуину тут же вспомнилось уничтожение Силитуса, невообразимой величины меч над землей… Да, если последняя попытка Саргераса уничтожить Азерот близка к успеху, это просто ужасно!
– Ей нужно исцеление, а исцелять – дело жрецов. Она прямо сказала: все должны прийти ей на помощь, иначе все погибнут.
Велен с Мойрой взглянули друг на друга.
– Я полагаю, слова твоего отца верны, – сказал дреней. – Если мы – все, кто только может – не возьмемся за исцеление раненого мира, то, безусловно, погибнем. Об этом нужно сообщить другим.
– Согласна, – ответила Мойра. – К тому же, и юноше пора познакомиться с остальными.
Тут они, как один, повернулись к Андуину. Тот озадаченно наморщил лоб:
– С остальными… с кем?
– С остальными жрецами, – пояснила Мойра. – С группой жрецов, с которой сотрудничаем мы с пророком. Тебе следовало бы познакомиться с ними давным-давно.
Тут Андуин понял, о чем речь.
– А-а, Конклав! Из Храма света Пустоты.
Одно это название успокаивало душу, едва ли не вопреки истории храма – темнице Сараки, падшего наару, обратившегося к Пустоте, расположенной в самом сердце Круговерти Пустоты. Многие эпохи дренеи изучали это существо, но способ очистить его отыскали только недавно. Вновь сделавшись самим собой, наару по имени Саа’ра остался в храме. Бывшая темница стала прибежищем и ему, и всем остальным.
Андуин слышал о противоборстве, что развернулось в первые дни вторжения Легиона, и знал, что многие из обитающих в священных стенах, подобно Саа’ра, пали во тьму, но были возвращены к Свету. Эти-то жрецы, известные как Конклав, и обратились к другим жреческим орденам Азерота с призывом объединиться в борьбе против Легиона. Теперь эта опасность миновала, но Конклав продолжал существовать, предлагая помощь и милосердие всем, ищущим Света.
Во время войны они странствовали по всему Азероту, вербуя жрецов для заботы о тех, кто дрался с Легионом в первых рядах, и теперь продолжали ухаживать за храбрыми воинами, исцеляя пострадавшие тела, умы и души. Война оставила за собой множество шрамов – и видимых, и незримых.
– Все, что сделал и продолжает делать Конклав, чрезвычайно важно, – сказал Андуин. – Жаль, мне не довелось помочь ему во время войны.
– Дорогой мой мальчик, – возразил Велен, – ты все это время был именно там, где нужно. У каждого своя борьба и свой путь. Мой – судьба сына. Путь Мойры – преодоление предрассудков и защита тех, кто поверил в нее – дворфов Темного Железа. Ну а тебе предстояло сменить на троне великого короля и править народом, любившим тебя с самого рождения. Все сожаления пора оставить позади. Им не место в Храме света Пустоты. Его покои полны только надежды и решимости следовать туда, куда ведет нас Свет, дабы нести его в обители тьмы, что так нуждаются в его благословении.
