– Осторожней, – проворчал он уже слабеющим от удовольствия голосом.
Шаста подключила рот к делу исполнения супружеских обязанностей. В груди поднималась волна тошноты. Несмотря на пышные слои органзы, от стояния на каменном полу болели колени.
Запрокинув голову, Чарли проскулил:
– Я что-то такое почувствовал…
Шаста прервалась на вдох и выпалила:
– Да уж я очень надеюсь! – И тут же постаралась убрать из голоса стервозность: – Я стремлюсь доставить вашему высочеству наслаждение.
Чарли застонал.
– Но… – Голос его прервался. – Народ Гейсии взял штурмом наше посольство и захватил дипломатов в заложники…
Едва ворочая языком в чувственном исступлении, Чарли кое-как промямлил, что Гейсия объявила войну и Блэктопии, и Государству Арийскому.
Новость застала Шасту врасплох, она чуть не подавилась. Тошнота нахлынула с новой силой, угрожая обжечь монарший скипетр горячей желчно-кислотной смесью. То-то был бы прощальный подарок!
* * *
Как-то вечером Уолтер рассеянно листал свежеотпечатанный экземпляр книги Толботта, когда старик вдруг поднял голову, нахмурил лоб и спросил:
– Что ты там читаешь?
Уолтер продемонстрировал ему иссиня-черную обложку с золотым тиснением.
– Как называется?! – прошипел Толботт.
Уолтер подчеркнул пальцем золотые буквы.
– Вот. «Ссудный день».
Старик побагровел так, что два полузаживших струпа на лбу снова закровоточили.
– Там же ошибка!
Уолтер повернул к себе обложку. Никакой ошибки, все так и напечатано…
– Разве это я тебе диктовал?! – брызгая слюной, взревел Толботт.
Уолтер похолодел. В уме он провел мрачный подсчет. Сколько книг было отпечатано и пошло по рукам? Ответ: все.
– Ты идиот! – разорялся Толботт. – Останови станки!
Уолтер не стал говорить ему, что поздняк метаться.
– Я велел тебе дать книге название «Судный день»!!!
«Судный». Ну надо же… А что еще он мог не так расслышать?
– Надеюсь, не поздно исправить эту… опечатку? – резко спросил Толботт.
«Судный день». Вот ведь…
И Уолтер соврал. Изобразив на лице самое искреннее раскаяние, он пообещал:
– Я все поправлю. Вы не волнуйтесь.
* * *
Закрыв и бережно отложив в сторону книгу Толботта, выступающий объявил:
– Квиры всегда были штурмовыми отрядами западной цивилизации.
Аудитория вокруг Гэвина загудела. В центре удержания человеческих ресурсов эту лекцию слышали неоднократно и наизусть знали, что за чем пойдет: бисексуальность Малкольма Икс, потом Джеймс Болдуин, потом феминистки с их собственной «ночью длинных ножей», когда они выкинули из своих рядов лесбийских матерей-основательниц, чтобы завоевать симпатии футбольных мамаш. По ходу дела обязательно будет упомянут расцвет прежде неблагополучных городских районов, а кульминацией станет история, как детская влюбленность Гитлера в одноклассника, Людвига Витгенштейна, повлекла за собой Вторую мировую и печально известное «окончательное решение еврейского вопроса».
Каждый месяц кто-нибудь из вождей Гейсии приезжал в лагерь с духоподъемной речью. В этот раз прямо аж вождь первого клана. Звали его Эстебан. Повысив голос, он пытался перекричать всеобщий ропот.
– А вот сестра моя… – перебил его Гэвин, и шум в зале тотчас стих. – А вот сестра моя Шарм тут подсчитала. И вышло, что сидеть нам всем по этим лагерям лет до сорока.
Говорил он совсем не громко, но в наступившей полной тишине эти слова прямо прогремели.
– И вот какого хрена-то?! – не выдержали на галерке.
– Женщин мы вывезем в приоритетном порядке, – ответил выступающий. – Для форсированного производства детей на экспорт.
Юные лесбиянки вокруг Гэвина застонали. В сравнении с карьерой ходячей матки в человеческом инкубаторе лагерная жизнь была не так уж плоха.
А Эстебан со сцены заверил:
– Это ускорит процесс обмена и сэкономит годы ожидания!
Позиция Гейсии, официальная их платформа была такова: ни Блэктопия, ни Государство Арийское не заинтересованы в том, чтобы держать у себя и кормить чужих граждан дольше необходимого. Надо договориться о мерах, позволяющих ускорить процесс обмена. Возможно, удастся заключить торговое соглашение об импорте граждан в кредит под обязательство предоставить соответствующее число эмигрантов от себя в будущем. Именно поэтому загрузка детородных мощностей должна быть максимальной.
Звучало вроде бы логично, однако реальность была совсем не радужна. Гэвин и его ровесники, первое поколение, достигшее возраста объявления ориентации уже после Ссудного дня, занималось сортировкой мусора. Они все сидели под замком, спали на нарах, ели лапшу быстрого приготовления трижды в день и развлекались отделением алюминиевых банок от жестяных и пенопласта от полипропилена. Рабский труд стал дешевле труда машинного. Конечно, рабским трудом это не называлось, называлось это нынче офшорным аутсорсингом. Привлечением заграничной рабочей силы – только вот рабочая сила эта находилась ни за какой не за границей, а очень даже посреди Государства Арийского. И работники были, конечно, никакими не рабами, просто им запрещалось выходить за пределы лагеря, а лагерь был обнесен забором с колючей проволокой и круглосуточно охранялся. И труд их был благороден и полезен для Гейсии и собственного личностного развития, вот только приходилось весь день горбить спину над конвейерной лентой, по которой ползла грязная упаковка из-под всякой фигни и липкие пивные банки в тучах мух, привлеченных запахами тухлятины.
Никто из ожидающих переселения не пробыл в лагере больше года, вот только каждый день тут шел за год, и календаря ни у кого не было, потому что никто не рассчитывал застрять так надолго, что понадобится календарь, разве что некоторые реалисты начали отмечать дни черточками на стене туалетной кабинки, чтобы каждый мог в любой момент лично пойти, посчитать и ужаснуться тому, сколько времени они уже тут сидят, ковыряясь в отбросах, хотя погоды твой ужас не сделает, выхода все равно нет. Раз в месяц очередная шишка из недостижимой земли обетованной выступала с духоподъемной речью, но сегодня Гэвин прервал эту речь, задав ужасный вопрос, который на уме у всех. Он спросил:
– Мое поколение приговорили тут к пожизненному сроку?
Таков был вывод Шарм. Она писала Гэвину, объясняя, что никого не обменяют, пока первому ребенку, рожденному в Гейсии, не стукнет восемнадцать. Ну, поштучно, может, кого и возьмут, а так чтобы в заметных количествах – нет. Да, сейчас в Гейсии есть дети, но их не так много. А потом, когда обмен наконец пойдет, приоритет будет у более молодых – как сейчас у женщин. К тому же Государство Арийское тоже делает ставку на рождаемость, и дешевой рабской силы в таких лагерях станет только больше. Потому что, будем честны, натуралы размножаются пошустрее, чем геи, все-таки у них в этом деле многотысячелетний опыт, а завтрашний день сулит постоянную гонку между странами – кто наштампует больше материала на экспорт.
