Я попыталась представить его прошлое, которого, возможно, никогда не случится. Явление Господа, паразита и нестерпимого света звезды. Может, что-то вроде инсульта. А может, его сломало убийство того человека.
– Кем он был? – спросила я.
– Большая шишка, компьютерный инженер. Его имя всплыло во время расследования, военные секреты использовали в личных целях. Я отправился его допросить, только и всего, он даже не был под подозрением, но он запаниковал. Меня оставили в покое, стрельбу объявили внутренним делом. Человека считают невиновным, пока не доказано обратное, но я чувствовал себя по-другому. В Бюро меня подвергли остракизму, хотя и объявили невиновным.
– И ты ушел из ФБР.
– Надеюсь, это прозвучит не слишком пафосно, но я искал тебя по Интернету, надеясь наткнуться на фото. Хотя бы фото. Но ничего. Оставалось лишь вспоминать тебя, воображать нашу с тобой жизнь. Я даже расспрашивал о тебе, но никто ничего не знал. Брок не знал. Но вот ты здесь.
– Но вот я здесь. И хочу выпить. Что у тебя есть?
Дожидаясь выпивки, я смотрела на картину с мертвым Христом. Его тело было серым. Гольбейн, прочитала я. Узкий холст, и тело вытянуто вдоль него. Невозможно представить, что это тело когда-нибудь снова будет дышать.
Мы уселись в шезлонги на террасе, завернувшись в пледы, и пили коньяк из кофейных чашек, глядя на далекие огни фар. Пес Нестора по кличке Бьюик свернулся у его ног и похрапывал, гоняясь во сне за воображаемым кроликом. Мы просидели в уютной тишине до трех часов, мои мысли блуждали от закопанного под соснами тела Мариан до перекатывающихся городов в форме пирамид.
– А что глубже Христа? – спросила я. – Ты сказал, что смотрел на картину и увидел нечто более глубокое, чем чудо, в которое ты верил. Что глубже Христа?
– Вечный лес, – ответил Нестор. – Он вокруг нас. Это все, что ты видишь вокруг.
Стало слишком холодно, чтобы оставаться снаружи. Мы пошли в его постель, и Нестор заснул, но я не спала и наблюдала, как рассвет окрашивает стены розовым и оранжевым. Я вспомнила сон отца Нестора. Ему приснилось, что вход в шахту завалило и он пробирался по темным туннелям, пока не вышел в лесной лабиринт. Комната с зеркалами, дерево из костей. Я тоже заблудилась в вечном лесу. Я подумывала разбудить Нестора, поговорить с ним или поцеловать напоследок, но просто оставила номер моего сотового на тумбочке и дала ему поспать.
Глава 3
Погода стояла отвратная, весенняя слякоть заледенела на тротуарах, как корочка остывшего пудинга. Я жила здесь уже полгода. Здесь я была Кортни, я принадлежала этому миру, я получала чеки по инвалидности, носила горнолыжные толстовки и широкие спортивные штаны, волосы стали длинными и неопрятными. За полгода я вросла в этот мир, превратилась в часть его ткани – заброшенных магазинов, мрачных окон, занавешенных или забитых фанерой, порыжевших от грязных дождей фасадов. На лестнице похожего на дворец музея изящных искусств толпились курильщики, жалкие люди, которым нечем было заполнить свою жизнь, кроме как слоняться без дела, они сутулились под дождем. Слякоть пропитала мою толстовку и волосы, все стало тяжелым и холодным.
Те вечера, когда рядом не было Нестора, я проводила в «Мэйриз-инн», такова была моя жизнь в этой НеБыТи. Я встретила здесь Рождество и Новый год. Я стряхнула снежную кашу и заняла привычное место в дальнем конце бара, на последнем табурете, откуда могла смотреть телевизор и при этом обозревать остальное помещение. За барной стойкой мерцали голубые неоновые огни, туманом стелился сигаретный дым. Барменом обычно работала женщина по имени Бекс, ее левую руку украшали татуировки – гиацинты и виноградные лозы. Она налила мне первый коктейль – ром с вишневой колой.
– Открываешь сегодняшний счет, Кортни?
– Ага, – ответила я. – И за Коль заплачу, если она сегодня появится.
Она вошла с дождливой улицы около семи, как обычно. Высокая и элегантная, ее красоту не преуменьшили ни возраст, ни усталость после смены, ни промокшая одежда. Голубая форма медсестры и вишневый дождевик. Она, как всегда, села рядом со мной.
– Коль, – сказала я.
– Джимм.
Она уже курила свой «Парламент», пододвинула к себе пластмассовую пепельницу и выдула кольцо в мою сторону, а потом стряхнула пепел. Я поморщилась и чмокнула центр дымного кольца, когда оно растаяло на моем лице. Ментол, влажная ткань, легкий запах тела – может, запах стариков, которых она мыла и вытирала днем в доме для престарелых. Ее глаза покраснели, она казалась какой-то вялой. Николь прикурила вторую сигарету, не закончив первую, и теперь в пепельнице дымились обе. Викодин, решила я. Нетрудно определить, когда она под дозой.
– Мне срочно нужен «Манхэттен», – сказала она, потирая руки.
– С тобой все в порядке? – спросила я.
– День был долгим, – ответила она своим музыкальным голосом.
Как я узнала, в подростковом возрасте она приехала сюда из Момбасы.
– Сегодня за мой счет, – сказала я.
– Ах, так ты получила чек. Щедро.
Я подняла бокал.
– За жизнь на пособии, – сказала я, а после паузы добавила: – Я помню, что сегодня…
– Шестнадцатое апреля.
– Шестнадцатое апреля, – повторила я.
Как я узнала, ее муж умер от рака щитовидки именно в этот день, десять лет назад, слишком быстро, чтобы его успели вылечить. Я мало о нем знала, только что его звали Джаред. Они поженились молодыми, и у меня сложилось впечатление, что брак с самого начала был проблемным. Муж ее бил. Однажды она призналась, что он сломал ей челюсть. Я знала, что несколько лет до его смерти они уже жили отдельно. За последние месяцы мы с Николь сблизились, она словно наполняла меня жизнью, как сосуд. Она спокойно говорила о своем болезненном прошлом, тяжелой жизни, наркотиках после смерти мужа, как она встречалась со случайными мужчинами и меняла свою благосклонность на дозу героина. Теперь ее жизнь стала более упорядоченной, смягчилась с возрастом, но Николь по-прежнему употребляла наркотики, пила и пыталась стереть боль.
– Чуть не забыла, – сказала она, покопалась в сумочке и выудила из бокового кармашка пять потертых лотерейных билетов. Она помахала ими и подвинула ко мне. – Я ни хрена не выиграла.
От смеси таблеток и алкоголя она быстро поплыла и двигалась, словно ее кости превратились в жидкость. Сегодняшний вечер может закончиться, как и некоторые другие, когда она накачивалась наркотиками, и это подталкивало ее больше пить и глотать новые таблетки, если имелись при себе. Иногда она отключалась, и я отводила ее в свою квартиру и сидела рядом, проверяя ее дыхание. Но в другие вечера я начинала разговор и говорила, что хочу услышать о былых возлюбленных, просто девичьи разговоры. Она рассказывала о покойном муже и других отношениях, и как оплакивает погибшего любовника. Я решила, что речь о Мерсалте, и стала расспрашивать дальше, но она приправляла истории об умерших возлюбленных жуткими кошмарами и вела себя так, словно мертвые говорят с ней откуда-то издалека.
