Эфстатиу живо помнит, как прикинул на глаз, что кресло в эти узкие двери не пройдет, но мог только с ужасом смотреть, как приглашенный оратор мчится к лифту. Сбросив оцепенение, он ринулся следом, но не догнал коляску. К его удивлению, Хокинг в лифт все-таки въехал, но при этом коляску перекосило и заклинило в узкой кабине. Двери лифта автоматически закрылись и зажали колеса. Эфстатиу был в панике. Внизу Хокинга ждут сотни людей, а он уже опаздывает! Кроме того, Хокингу не нажать ни одной кнопки, а самому Эфстатиу в лифт уже не пролезть. Что делать?
Тем временем Хокинг, сохраняя полнейшее хладнокровие, деловито вводил в свой компьютер команды, чтобы пустить кресло задним ходом. Если бы Эфстатиу видел в тот момент его лицо, то наверняка узнал бы знаменитую плутовскую улыбку. Наконец молодому ученому все же удалось просунуться в щель между дверями и дотянуться до кнопки открывания дверей. Очутившись на свободе, Хокинг пустил кресло задним ходом и выехал в фойе – целый, невредимый и донельзя довольный. Как вспоминает Эфстатиу, «это было для меня словно обряд посвящения в администрацию колледжа!»
Для Хокинга инвалидное кресло – своего рода замена парализованному телу, способ физически выражать особенности своего характера. Например, накричать на кого-то он не может: голос, которым говорит со всеми его компьютер, абсолютно лишен выражения. Зато можно резко развернуть кресло. По словам одного журналиста, «Хокинг вообще человек вспыльчивый, и у него случаются приступы злости и раздражения».
[56] Если он считает, что кто-то понапрасну отнимает у него время, то просто поворачивает кресло и сердито мчится прочь.
Джон Бослау живо вспоминает, как однажды обошелся с Хокингом бестактно и получил за это нагоняй. Беседуя со Стивеном, он настолько забыл о его болезни, что пожаловался, что накануне во время игры в сквош в Лондоне повредил локоть. «Хокинг ничего не ответил. Выехал в кресле их комнаты и ждал в коридоре, когда я одумаюсь и вернусь к теме нашего разговора – теоретической физике».
[57] Пожалуй, говорить с парализованным о сквоше и правда не стоило, однако этот случай – яркий пример того, что Хокинг никому спуску не даст.
Если Стивену не нравится чье-то замечание, он запросто может наехать креслом на ноги незадачливому собеседнику. Многим его коллегам и ученикам волей-неволей пришлось выработать у себя очень быструю реакцию. «Больше всего он жалеет, что до сих пор не наехал на Маргарет Тэтчер!» – уверяет Ник Уорнер, бывший аспирант Хокинга.
[58] Что ж, все еще впереди.
Однако у личности Хокинга есть еще одна сторона, совсем иная: он прекрасный семьянин. Для него нет большей радости, чем повозиться с детьми, задействовав для этого все возможности кресла, и он частенько с присущей ему беспечностью играет с ними в пятнашки в саду на Вест-роуд. К сожалению, это единственная подвижная игра, которая ему доступна. Это Джейн обучила Роберта, Люси, а затем и Тимоти крикету, это она играла с детьми в крокет теплыми летними вечерами, взяв старые молотки и шары Стивена. Как писал один журналист:
Во многих отношениях ей пришлось стать для детей и матерью, и отцом. Оправдались даже долгие часы, которые она школьницей проводила на крикетном поле школы Св. Альбана, когда она то скучала до зевоты, то ужасно боялась мяча. «Мне пришлось учить сыновей крикету – и я могу их обыграть!» – похвасталась она.
[59]
Старшие дети росли, а репутация Хокинга как ученого с годами все крепла. Всего за два года, 1975 и 1976, он получил шесть престижных наград. Первой была медаль Эддингтона, которую присудило Королевское астрономическое общество в Лондоне; Хокинг получил ее в том же году, когда вернулся из Калифорнии. Вскоре после этого его наградили медалью Пия XI Папской академии наук в Ватикане. В 1976 году за ними последовали премия Хопкинса, американская премия Дэнни Хайнемана, а затем – премия Максвелла и медаль Хьюза Королевского общества, которую Хокинг получил за «выдающиеся результаты исследований черных дыр». Когда международное научное сообщество заметило таланты Хокинга, признавать его заслуги начал и собственный университет. Примерно во время переезда с Литтл-Сент-Мэри-лейн на Вест-роуд Хокинга назначили лектором по физике гравитации на кафедре прикладной математики и теоретической физики – это промежуточная должность между рядовым сотрудником и профессором.
Премий и наград становилось все больше – а между тем Джейн все сильнее разочаровывалась в их семейной жизни и своей роли в ней. На Западе в те годы произошли колоссальные перемены в представлениях о месте женщины в обществе. Сексуальная революция и вседозволенность 1960-х практически не повлияли на отношение к женщинам другой половины населения. Вся эта свобода означала лишь, что была найдена другая система эксплуатации средней женщины, пусть все это и подавалось в красивой обертке общедоступных средств контрацепции и моральных послаблений.
В 1970-е годы женщины стали уважать себя несколько больше. Отчасти этому способствовали новые законы и поддержка средств массовой информации. И все это, несомненно, повлияло на представления Джейн о своей роли в жизни мужа. Она ничуть не возражала против того, чтобы служить сиделкой, помогать мужу строить блистательную карьеру и практически в одиночку растить детей и вести хозяйство. Просто у нее возникло ощущение, что ее не воспринимают как человека, как умную образованную женщину, тоже достигшую успехов в своей области. Джейн чувствовала себя словно бесплатным приложением к великому Стивену Хокингу. Сама она говорила об этом так:
Жить в Кембридже, когда тебя воспринимают исключительно как мать маленьких детей, – настоящая каторга. От тебя со всех сторон требуют собственных академических достижений.
[60]
Кембридж с виду – уютный старинный английский город, но в рафинированных академических кругах подчас царят поистине людоедские нравы. Университетское сообщество охотно соглашалось, что Джейн Хокинг преданная и заботливая жена и мать, но во всем этом отчетливо слышалась профессиональная зависть и ревность. Это была когтистая лапа в тонкой перчатке цивилизованности, и, пока Стивен пожинал награды, Джейн понемногу теряла самоуважение.
Мне было очень обидно. Я в одиночку делала для Стивена все что можно и к тому же воспитывала двоих детей. А все почести доставались ему одному.
[61]
Джейн решила не пускать дело на самотек и записалась на курсы для аспирантов по средневековым языкам: она изучала испанскую и португальскую поэзию. Вот как она вспоминает те дни:
Получалось не очень хорошо. За работой я думала, что мало играю с детьми, а за игрой с детьми – что мало работаю.
[62]
