– Нет, Рэймонд, подожди, – сказала я, шаря в поисках своей новой сумочки, – у меня тут есть деньги…
– Идем, – сказал он, довольно бесцеремонно стаскивая меня с табурета, – потом разберемся.
Я засеменила за ним на своих каблуках рюмочкой.
– Рэймонд, – сказала я, дергая его за рукав. Он посмотрел на меня сверху вниз. – Я решила, что не буду делать татуировку.
Лицо его приняло озадаченное выражение, и я осознала, что забыла ему об этом рассказать, хотя обдумывала такую возможность с того самого разговора с барменом в «Каттингс». Рэймонд усадил меня на скамью в нише у окна – не ту, на которой сидел он сам, – и куда-то ушел. Я посмотрела по сторонам, гадая, который сейчас час и сожгли ли уже Самми или ждут конца дня, чтобы собрать все тела вместе и устроить пышный костер. Вернулся Рэймонд с чашкой чая в одной руке и тарелкой с закусками в другой.
– Вот, подкрепись, – сказал он, – и сиди здесь, пока я не вернусь.
Выяснилось, что я смертельно голодна. Мимо то и дело проходили скорбящие, но никто не заметил меня в моем укрытии. Мне это нравилось. Скамейка была удобной, помещение теплым, и я чувствовала себя как лесная соня в уютном гнезде. И будто всего через мгновение передо мной вновь появился Рэймонд, осторожно, но настойчиво тряся меня за плечо.
– Элеанор, просыпайся, – сказал он. – Половина пятого. Нам пора.
Мы сели в автобус, который довез нас до квартиры Рэймонда. Он жил в южной части города, не очень хорошо мне знакомой, потому как бывать там мне, как правило, было незачем. Его соседей по квартире не было дома, и я порадовалась этой новости, на нетвердых ногах заходя в прихожую и стараясь не смеяться громко. Рэймонд совершенно негалантно затащил меня в гостиную, в которой выделялся огромный телевизор. Перед ним были разбросаны какие-то штуковины, надо полагать, игровые консоли. Если не считать всего этого компьютерного хлама, в комнате царил поразительный порядок.
– Что-то не похоже, чтобы здесь жили мальчики, – удивленно заметила я.
Рэймонд засмеялся.
– Мы же не звери, Элеанор. Я отлично управляюсь с пылесосом, а у Дейзи вообще пунктик на чистоте.
Я кивнула, с облегчением думая, что никакие нежелательные элементы не пристанут к моим новым колготкам и платью.
– Чаю? – спросил он.
– Не найдется ли у тебя случайно водки или «Магнерса»? – спросила я.
Он поднял бровь.
– Я сейчас совершенно в порядке, после пирожков и краткого сна.
Я чувствовала себя легкой и чистой, в голове не было дурмана, просто все острые чувства были приятно притуплены.
Рэймонд засмеялся.
– Ну, я думаю, у меня определенно найдется стаканчик красного.
– Чего красного? – спросила я.
– Вина, Элеанор. По-моему, «Мерло» – или на что там в «Теско» сейчас скидка.
– Ах, в «Теско»… В таком случае… Я думаю, я присоединюсь. Но только по стаканчику, не больше.
Мне не хотелось, чтобы Рэймонд посчитал меня алкоголичкой.
Он вернулся с двумя бокалами и бутылкой с отвинчивающейся крышкой.
– Разве вино не закупоривают пробками? – спросила я.
Он пропустил мой вопрос мимо ушей.
– За Самми, – сказал он, и мы чокнулись бокалами – с таким видом, как это делают по телевизору.
У вина был вкус бархатистого тепла и немного – подгоревшего повидла.
– Только осторожно! – произнес Рэймонд и погрозил мне пальцем (я догадалась, что это в шутку). – Не хочу, чтобы ты у меня свалилась с дивана.
Я улыбнулась.
– Как ты провел день? – спросила я, сделав еще один восхитительный глоток.
Рэймонд прилично отхлебнул из своего бокала.
– Помимо того, что спас тебя из лап извращенца? – сказал он.
Я не имела ни малейшего понятия, что он имеет в виду.
– Ну… все было в порядке, – ответил он, когда стало ясно, что я не знаю, как ему ответить, – все прошло хорошо, насколько возможно. Похороны здорово отвлекают, ты все время суетишься, обо всем договариваешься, принимаешь идиотские решения о пирожках, бисквитах, псалмах…
– Псалмы были плохие! – воскликнула я.
– А в сам день похорон надо заказать катафалк, не забыть всех поблагодарить и все такое прочее… Кстати, семья просила поблагодарить тебя, что пришла, – сказал он, обрывая себя.
Я заметила, что он пьет намного быстрее – не успела я сделать еще и пары глотков, как он уже опять наполнил свой бокал.
– Но в последующие дни и недели… – сказал он, – вот тогда становится по-настоящему тяжело.
– С тобой тоже так было? – спросила я.
Он кивнул и включил камин – газовую горелку, призванную выглядеть как настоящее пламя, – и мы оба уставились на него. Должно быть, в нашем мозгу остались какие-то нейронные связи, помимо нашей воли заставляющие нас смотреть, как колышется и пляшет пламя, отгоняя злых духов и опасных животных… Ведь за этим нужен огонь? Впрочем, он может делать и многое другое.
– Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм? Чтобы немного поднять настроение?
Я немного подумала и ответила:
– Фильм – это прекрасно.
Рэймонд вышел из комнаты и вскоре вернулся с новой бутылкой вина и большим пакетом чипсов. «На двоих», – было написано на нем. Я никогда не покупала таких упаковок, именно по этой причине. Рэймонд разорвал пакет надвое, положил обе половинки на стол перед диваном и вновь наполнил бокалы. Потом опять покинул комнату и вскоре вернулся с одеялом, надо полагать, с его кровати, и уютным флисовым пледом, красным, как свитер Самми. Плед Рэймонд протянул мне. Я сбросила свои каблуки рюмочкой и закуталась в мягкое покрывало, а Рэймонд тем временем возился чуть ли не с десятью пультами. Огромный телевизор ожил, и он стал листать каналы.
– Как насчет вот этого? – кивнул он на экран, накрываясь одеялом.
На экране высветилось название: «Сыновья пустыни». Я не имела ни малейшего представления, что это, но поняла, что я с радостью сидела бы здесь в тепле рядом с Рэймондом за просмотром хоть состязаний по гольфу, если бы не нашлось ничего другого.
– Годится, – сказала я.
Он уже собрался было запустить фильм, но я его остановила.
– Рэймонд, – спросила я, – разве ты не должен быть сейчас с Лаурой?
Он явно был обескуражен.
– Я видела вас сегодня… и на юбилее Кита тоже.
Лицо Рэймонда было непроницаемо.
– Сейчас она со своей семьей, так будет правильно, – сказал он, пожимая плечами.
Я почувствовала, что он не хочет больше говорить на эту тему, поэтому просто кивнула в ответ.
– Ну что, готова? – спросил он.
