– Сейчас вернусь, пойду гляну сама знаешь на кого, – сказала Люси.
Мари заметила в руках у дочери пакет с подарком – настольной игрой «Модница». Сердце Люси билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Она бросилась к детской, распахнула дверь… Жюльетта сидела на кровати, окруженная мишками и другими мягкими игрушками, и спокойно нанизывала на длинную нейлоновую нитку разноцветные бусинки. По полу было рассыпаны, наверное, сотни таких бусинок. Когда девочка подняла глаза, посмотрела на мать и улыбнулась, Люси почувствовала, что сердце подступило куда-то к горлу. Какая чудесная у ее девочки улыбка!
А просиявшая дочка подбежала к ней и, заставив пригнуться, надела на шею бусы.
– Вот! Сначала – тебе. А потом сделаю для Клары.
Они обнялись, тесно прижались одна к другой, теперь их сердца бились в унисон.
– Как мне тебя не хватало, – вздохнула Люси.
И отдала Жюльетте подарок.
– Ты сможешь делать куклам самые модные платья. Тебе нравится?
Девочка кивнула:
– Еще как. И Кларе тоже понравится. Я подожду пока открывать, ладно?
– Ладно, моя птичка.
Люси заметила в углу комнаты мобильник, который купила дочери, встала, подошла к нему, взяла в руки, посмотрела на экранчик.
– Ты не прослушала ни одного сообщения из тех, что я тебе оставляла? Почему?
Жюльетта, которая вернулась к нанизыванию бусинок на нитку, пожала плечами:
– Бабуля не показала мне, как надо слушать сообщения. Наверное, она не хотела, чтобы телефон разговаривал, мне так показалось. Она вообще ненавидит такие штуки и злится на них.
Люси подмигнула дочери:
– Бабуля иногда ведет себя как старушка!
Дочка подмигнула ей в ответ, они снова обнялись и стали разговаривать – обо всем: о школе, об учительницах, о новых подружках. Жюльетте столько надо было рассказать, и она рассказывала с таким пылом, что они не заметили, как в комнату вошла Мари Энебель.
Серьезная, даже, пожалуй, суровая.
– Прости, что прерываю ваш разговор, но мне надо сказать тебе важное: сегодня утром сюда приходил один полицейский. Приезжий. Из Парижа. Ты не считаешь, что пора объяснить, что происходит?
Люси обернулась, нахмурилась. Потом, улыбнувшись Жюльетте, сказала: «Сейчас вернусь к тебе, дорогая! А ты сделаешь для меня еще бусики?» – вышла из детской и плотно закрыла за собой дверь.
Мать и дочь вернулись в гостиную.
– Что еще за полицейский? – тихо спросила Люси. – Как его зовут? Зачем он приходил?
– Сказал, что он – Бертран Маньян, что приехал из Парижа поговорить, и задал мне кучу вопросов о Франке Шарко и о тебе. О том, что было в прошлом году.
– Люси вспомнила: Шарко называл такое имя.
– Маньян – бывший начальник Франка Шарко. Но зачем он все-таки приезжал?
– Понятия не имею. Ничего конкретного не сказал. Только спрашивал и спрашивал.
– И что? Ты ему все рассказала?.. О наших отношениях и… и о том, что случилось после?
– А ты как думаешь? Это же полицейский! Причем довольно настырный и язвительный. Самое интересное, что ему хотелось знать все не только о вас, но и о Кларе и Жюльетте, об их отношениях с Шарко.
– О девочках? Господи, что за бред! А он один приезжал?
– Один… – Мари покусала губы. – Франк Шарко вернулся в твою жизнь, да? Каким образом? Да как вообще такое возможно?
– У нас все так непросто…
– Разве ты не догадываешься, что я не пожалею времени на то, чтобы тебя выслушать? Ты это знаешь, но после четырех дней отсутствия, едва войдя в квартиру, отправляешься в детскую и закрываешься там. А мне – ни слова.
– Но я же имею право хоть немножко побыть с дочерью, правда?
Люси разволновалась. Она принялась вынимать вещи из сумки, параллельно обдумывая, что происходит. Маньян не поленился приехать сюда из Парижа, пришел сюда, к ней, один… Что это? Расследование, параллельное основному? Что ему надо? Откуда вдруг этот интерес к ее двойняшкам? Что от нее скрывает Шарко?
Немного успокоившись, она пошла на кухню, взяла из холодильника банку кока-колы. Ладно, она обсудит эту историю с комиссаром в самолете, а сейчас, пока Жюльетта так увлеченно нанизывает бусины, надо поговорить с матерью и обрисовать ей положение хотя бы в общих чертах.
Люси забралась в кресло с ногами и стала рассказывать – не скрывая ни того, что их с Франком самодеятельное расследование поглотило ее целиком, ни того, что чувствует себя обязанной пройти настолько далеко, насколько сможет. Мари слушала, и лицо ее менялось. Заметно было, что иногда ей хочется закричать, заплакать, надавать дочери пощечин за безрассудство, за битву, которую та ведет вслепую. А когда Люси сообщила, что послезавтра снова отбывает, еле сдержалась, чтобы не взорваться.
– Ну и куда же опять? – зло спросила Мари. – В какую дыру на этот раз?
– В Амазонию.
Мари вскочила, закрыла лицо руками:
– Боже мой! Ты сумасшедшая, ты совершенно ненормальная!
Люси постаралась ее успокоить – насколько могла.
– Я же буду там не одна. Со мной летит Франк, и мы купили тур, так что летим с группой, с туроператором. И вообще, знаешь, это вполне заурядный маршрут. Я заказала электронный билет, наверное, уведомление уже в моей почте. Франк все прекрасно организовал, он это умеет. С ним я буду в полной безопасности. Прилетим в Манаус, съездим встретиться с одним антропологом и вернемся назад. И все.
– И все? Ты хоть понимаешь, что говоришь?!
Люси стиснула зубы.
– Да. Я прекрасно понимаю, что говорю. Можешь психовать, можешь кричать, но ты не помешаешь мне уехать. Никто не может мне помешать.
Мари заглянула в глаза дочери:
– Никто? Даже твоя дочурка, которая ждет тебя в соседней комнате? Даже ради нее ты не останешься?
Люси уставилась в пол и ответила печально:
– Прости, мама. Тебе… тебе придется повозиться с Жюльеттой еще несколько дней.
Мари вздохнула, руки у нее дрожали. Силы покинули ее, и она дала волю чувствам – расплакалась. Слезы потекли по ее щекам, и слова, которые она так долго таила внутри, вырвались наружу сами собой:
– Посидеть с Жюльеттой? Ты что, еще не поняла, что уже год я не с Жюльеттой вожусь, а только с тобой? Что только тебя одну пытаюсь защитить от… от твоих же собственных фантазий?
Люси удивленно посмотрела на мать:
– Что ты такое говоришь?
Мари долго молчала, стараясь взять себя в руки.
– Я хочу сказать, – наконец произнесла она, – что в мозгах у тебя каша и что я не знаю, хорошо это для тебя или плохо. Ну ладно, может быть, тебе действительно надо полететь на край света, чтобы наконец самой все прояснить. Может быть, в конце концов именно там ты излечишься.
