В голосе Мари звучала боль, она роняла слова, словно камешки, обкатанные временем:
– Это случилось летом. Мы с Франс играли в саду: рыли палочками ямки в земле поблизости от малиновых кустов позади папиного… дедушкиного курятника. Франс была куда более ловкой, чем я, и она вдвое быстрее раскапывала твердую черную землю. И она выкопала гранату. Твой дедушка к тому времени уже показывал нам гранаты, и объяснил, что, когда вдруг натыкаешься на оставшееся от войны оружие, главное – до него не дотрагиваться. В угольном бассейне люди нередко находили снаряды, мины, каски и даже скелеты фрицев, засыпанные когда-то землей.
Пальцы Люси нервно теребили край джемпера, а мать продолжала:
– Разумная для своих четырех лет, я велела Франс не трогаться с места, пока я сбегаю к родителям и скажу, что мы нашли гранату. Но когда подбегала к дому, раздался взрыв.
Она терла и терла руки, как делала, наверное, все эти долгие годы, вспоминая о трагедии. Люси почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы.
– Смерть Франс стала в семье запретной темой, Люси, об этом никогда никто не заговаривал. Мои родители, мои тети и дяди, мои двоюродные братья и сестры – все делали вид, что Франс никогда и не было на свете. Мы отказались от нее, мы загнали эту постыдную тайну в самую глубину души. Не сохранилось ни единой фотографии, ни одного предмета, который напоминал бы о Франс. Даже я сама в конце концов забыла сестру, но разве мне оставили выбор?.. Четыре года… я была такая маленькая… Я даже сомневалась порой, а была ли у меня сестра на самом деле? И не находила в себе уверенности сказать: да, конечно, была.
Люси встала, подошла к матери, обняла ее.
– Мама, мама… ну почему ты мне никогда не говорила об этом?
Мари прижалась к дочери, погладила ее по спине, еле сдерживая слезы, и с трудом продолжила:
– А я, выжившая двойняшка, в двадцать два года забеременела. И первый же ультразвук показал, что…
Люси чуть отодвинулась, заглянула матери в глаза, прочитала там вину, глубокую печаль – и поняла. У нее все внутри сжалось, и она, как на автомате, договорила за Мари:
– Что ты беременна двойней. Но родился только один ребенок, потому что за время беременности поглотил другого… Потому что я пожрала свою сестру.
– Ты… ты – моя единственная дочь.
Дочь отстранилась, сжала кулаки. Ее душило отвращение. История маминой беременности была Люси известна и в свое время совершенно потрясла ее. Началось все с чудовищных головных болей в подростковом возрасте. Люси долго исследовали, не находя причин, и, только когда ей уже было почти шестнадцать, обнаружили этот ужас: врач извлек у нее из головы кожистую кисту – все, что осталось от ее так и не развившейся сестры-близнеца. Которую поглотил в первые месяцы после зачатия «доминирующий близнец». Она, Люси. Ничего подобного в медицине еще не встречалось.
Это открытие изменило характер Люси. Специалисты рассматривали этот случай всего лишь как проблему, связанную с зачатием, но для подростка он стал поводом считать себя мерзким чудовищем, стыдиться себя. Какие гнусные, какие низменные инстинкты заставили ее вытеснить сестру из материнской утробы? Зародышевый каннибализм у песчаных акул, о котором она узнала позднее, произвел на нее большое впечатление. У акул этого вида более жизнеспособные зародыши поедают более слабых. Естественный отбор осуществляется, таким образом, еще во внутриутробный период. Люси долго обдумывала этот феномен. Неужели она, как эти акулята, наделена самыми подлыми из инстинктов хищника? А не сохранились ли в ней эти инстинкты, унаследованные от первобытных предков, которые у других людей дремлют обычно где-то глубоко внутри? Неужели она пошла в полицейские именно для того, чтобы преследовать таких же хищников, как она сама?
Она внимательно посмотрела на взволнованную мать.
– А в прошлом году Клара… Господи! Нет, я все-таки не могу поверить, что…
Люси замолчала, ей не хватало сил отрицать очевидное. Мать взяла ее руки в свои.
– Факты говорят сами за себя. Что-то мешает близнецам в нашей семье выжить. Не знаю, рождались ли двойняшки у наших дедов, у наших прадедов – тут нужно изучать историю семьи, но одно точно: неразрешенные конфликты, тайны, недомолвки переходят из поколения в поколение. Ты даже и представить себе не можешь, сколько подобных примеров привела докторша! Уже Фрейд допускал возможность передачи зла через бессознательное, общее для членов одной семьи. Юнг, Дольто – они говорили о коллективном бессознательном, о совпадении внешних событий и внутреннего состояния. И это существует, существует!
– Это невозможно.
– Да ты только вспомни историю! Вот, например, Артюр Рембо. Ему не удалось справиться с семейными проблемами, и он ушел от жены, оставив сына. Точно так же, как поступили его отец и его прадед… А Кеннеди, Рокфеллер? Ведь над ними словно проклятие висит! Есть вещи необъяснимые, Люси, но они же есть. На сеансе у психотерапевта я познакомилась с юношей, почти подростком, который с детства страдал кошмарами: стоило ему закрыть глаза, видел горящих людей. Такие сны преследовали мальчика до тех пор, пока дедушка не признался, что его чуть не сожгли в концлагере, признался ему первому, всю жизнь он хранил это в тайне. И с этого дня кошмары у юноши прекратились. В генах, в биологических механизмах происходят какие-то сбои, из-за которых нам приходится оплачивать долги своих предков, пусть даже и неизвестные нам. ДНК передает из поколения в поколение нечто, чего мы еще не знаем, я уверена, что это так и есть.
Люси покачала головой. Она долго проработала в полиции и была слишком рациональна, чтобы верить в байки о семейных проклятиях. Полицейский основывается на фактах, на конкретных доказательствах, а не на фантастических предположениях.
– Ты хочешь сказать, что не сделали бы в нашей семье тайны из гибели твоей сестры-близнеца, я не пожрала бы свою сестру еще в утробе, а Царно нашел бы себе другую жертву? Прости, но звучит невыносимо глупо.
– Ничего подобного я не говорила, и все это гораздо сложнее… Единственное, о чем сейчас тебя прошу: не езди завтра в эту тюрьму, пойдем лучше вместе к моему психотерапевту. Доктор откроет тебе глаза на твое собственное прошлое.
– Все это не имеет ни малейшего смысла.
– Ты отказываешься от помощи, Люси.
– А ты… ты ищешь объяснений там, где их не найти. Для меня все это – цепь совпадений, очень печальных, да, но просто совпадений. Я работала в полиции, я знаю, что такое смерть. Нет в ней ничего магического, ни при чем тут проклятия. Все дело в химии и биологии, мама. Ну а теперь, если позволишь…
Люси вздохнула и пошла в детскую, к Жюльетте. Ей казалось, что от беседы с матерью внутри стало как-то особенно пусто.
9
Кабинеты уголовной полиции…
Закрыв за собой дверь, комиссар увидел Бертрана Маньяна и Марка Леблона, его правую руку. Первый, прямой, будто палку проглотил, восседал в своем служебном кресле, второй с безразличным видом примостился на подоконнике выходившего на Сену окна. Старомодная обстановка, липкая атмосфера.
