Книга GATACA, или Проект "Феникс", страница 23. Автор книги Франк Тилье

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «GATACA, или Проект "Феникс"»

Cтраница 23

– Он часто плакал? Грегори Царно часто плакал?

– Не знаю, мадам. А почему вы об этом спрашиваете?

– Просто так.

Люси медленно пошла дальше.

Переход в административное крыло, лязганье предохранительных затворов при входе и выходе. Лязганье, от которого вздрагиваешь, отзвуки которого передаются все дальше и дальше по бесконечным коридорам, затухая перед анфиладой кабинетов. Все кабинеты одинаковые, в последнем, доверху загроможденном бумагами, разместился Франсис Дюветт, один из психиатров, отвечающих за душевное здоровье арестантов. Лысый, бледный человек лет сорока, с впалыми щеками, в нескладно сидящем халате. Поздоровавшись, доктор предложил Люси кресло.

– Мы никогда не встречались, мадемуазель Энебель, и прежде всего я должен сказать вам, что вовсе не стремлюсь снять с моего пациента ответственность за совершенное им. Но Грегори Царно страдал психическим заболеванием, и мой долг состоял в том, чтобы разобраться в причинах этого заболевания.

Люси нервно одернула полы жакета. До того как случилось несчастье, она преклонялась перед тюремными психиатрами, психологами, врачами, которые посвящали свою жизнь облегчению чужой участи и, возможно, были в куда большей степени узниками, чем их пациенты. Но сегодня смотрела на вещи иначе: она предпочла бы, чтобы этого типа, который сейчас сидит перед ней, и вовсе не существовало.

– Какого же рода заболеванием он, как вы говорите, страдал?

– Его состояние больше всего напоминало состояние шизофреника в фазе, сопровождающейся бредом. Яркие видения, внезапные приступы ярости, неуправляемость, которая способна довести до самого плохого исхода. Видимо, из-за всего этого Царно и покончил жизнь самоубийством. Он слишком остро чувствовал свой недуг и часто жаловался на невыносимые головные боли.

– То есть Царно был шизофреником?

– Нет, не думаю, и это, пожалуй, самое странное. У него не отмечалось характерной для шизофрении деперсонализации, которая создает у больного ощущение, что он раздваивается, дробится на части. У него не было галлюцинаций, то есть он не видел несуществующих персонажей как реальных. В диагнозе, поставленном ему мной, нет слова «шизофрения», речь скорее о регулярно повторяющихся приступах бреда. И несмотря ни на что, я убежден, что его способность «видеть мир вверх тормашками» вполне реальна, это никакая не галлюцинация. Его рисунки слишком проработаны для галлюцинации, слишком тщательно отделаны. Попробуйте сами нарисовать хотя бы одно дерево вверх корнями – сразу поймете, как это трудно.

– Но если это не галлюцинации, то что? Объясните, пожалуйста.

– Не знаю. Насколько мне известно, подобные симптомы в медицинской литературе не описаны. Надо было сделать МРТ, то есть магнитно-резонансную томограмму его мозга в процессе деятельности, – может быть, исследование показало бы реальную органическую дисфункцию в области зрительной коры или хиазмы, места, где правый и левый зрительные нервы, сливаясь у основания черепа, образуют зрительный перекрест. Неврологи уже сталкивались с такой проблемой, как гемианопсия – выпадение части поля зрения каждого глаза, человек, страдающий этим недугом, видит от каждой картинки, например, только половину или четверть, но симптомы, подобные тем, какие наблюдались у Царно, повторяю, нигде не описаны.

– А как со вскрытием?

– Его, к моему величайшему сожалению, не делали. Констатировано самоубийство, ни у кого никаких сомнений, а правила в тюрьме, знаете ли, несколько отличаются от обычных. Царно был приговорен к тридцати годам, из них двадцать пять – особо строгого режима. И вот его нет. Что же до его приемных родителей… они не потребовали расследования причин смерти.

Доктор взял листок бумаги и начал рисовать.

– Глаз работает как линза. Предмет, который человек видит в реальном мире, на сетчатке оказывается перевернутым. И вот тогда в игру вступает мозг, а именно – зрительная кора, которая и восстанавливает правильное положение, то, что определяется силой тяжести. Так вот, вполне можно предположить, что чуть больше года назад работа этой зоны мозга у Царно начала мало-помалу разлаживаться и дело кончилось настоящей неврологической дисфункцией.

– Следовательно, все это началось еще до того, как он сорвал зло на моих детях?

– Да, именно так. Он говорил, что начал рисовать все вверх дном еще на бумаге – до того, как совершить преступление. Только, видите ли, лист бумаги можно перевернуть, и все будет выглядеть нормально, ну и поди знай, говорит пациент правду или лжет. Но как бы там ни было, эти приступы особенно часто и неуклонно повторялись у Царно в последние недели.

– А скажите, эти перевернутые изображения… они могли быть так или иначе связаны с его жестокостью? С насильственными действиями, которые он совершал?

Дюветт, похоже, взвешивал каждое слово, перед тем как его произнести.

– Думаю, вам, как и мне, известно прошлое Грегори Царно. Его воспитывали любящие приемные родители, католики. Детство у мальчика было самое что ни на есть нормальное. Учился он средне, но был спокойным ребенком, не шалил, не хулиганил, не бузил. Ребенком Царно почти не дрался, консультации у психиатров в анамнезе не значатся. Да скорее всего, никто его и не задирал – такого здоровяка: в тринадцать лет росту в нем было уже сто восемьдесят сантиметров, и он от природы был очень силен. Поскольку мать оставила его в роддоме, и имя ее неизвестно, я даже не пытался отыскать анамнезы его биологических родителей. Это белое пятно в его карте. Вообще, все, что нам известно об особенностях Царно с медицинской точки зрения, – непереносимость лактозы: стоило ему выпить каплю молока, у него начинались безудержная рвота и диарея. Иногда другие заключенные развлекались тем, что подливали немножко молока в его пищу, им доставляло удовольствие видеть, как он мучается.

– Вот уж что волнует меня меньше всего на свете, так это его мучения!

От напряжения Люси до синяков исщипала себе ноги. Все это из-за царящей здесь атмосферы безумия и смерти. Она ведь тоже интересовалась прошлым убийцы своей дочери. Родился 4 января 1958 года в Реймсе у женщины, пожелавшей остаться неизвестной, был усыновлен семейной парой из того же города, верующими тридцатилетними людьми. Все они вскоре перебрались в Пуату, поскольку приемного отца Царно перевели туда по службе. Когда Царно подрос, он устроился рабочим на местную фабрику по производству ящиков для льда. Никаких проблем у него не было, работал нормально, не прогуливал, люди оценивали его положительно, и так продолжалось до тех пор, пока он не совершил непоправимое.

Едва не прокусив себе щеку, Люси вернулась к настоящему. Стоило ей подумать о безоблачном прошлом убийцы своей дочери, самообладание ей отказывало. И так каждый раз. Она не хотела знать ничего, что могло бы снизить степень ответственности Царно. Он умер? Пусть так, но она хочет, чтобы груз его вины оставался на нем, чтобы он унес этот груз с собой в геенну огненную.

– Люди, чье детство было абсолютно нормальным, могут стать весьма порочными, извращенцами из извращенцев, – сухо сказала она. – Этому немало подтверждений. Для этого не требуется каких бы то ни было аномалий мозга, не требуется дурной наследственности. И мучить животных в детстве тоже не обязательно. Многие из убийц, с которыми я сталкивалась, были до того, как совершили преступление, вполне доброжелательными людьми – из тех, кому грехи отпускают без исповеди. Того и гляди, живыми в рай возьмут.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация