– А зачем выводить на монитор два генома, если он копирует только один?
Директор интерната ткнул пальцем в то место уже заполненной Даниэлем книги, где буквы были подчеркнуты, перелистнул. Оказалось, что на странице встречается не больше одной-двух подчеркнутых букв.
– Ему мало просто скопировать текст генома. Всякий раз, как он видит разницу между геномом, который выбрал, чтобы переписать, и вторым, он подчеркивает отличающиеся буквы.
– То есть вы хотите сказать, что между двумя разными геномами, а стало быть – между двумя разными личностями генетическая разница так мала? Всего несколько буковок из миллиардов?
– Да, именно это и хочу сказать. Ваша ДНК и ДНК австралийского аборигена, негра, китайца, монгола совпадают на девяносто девять и девять десятых процента, генетически вы куда ближе этим людям, чем близки друг другу два шимпанзе, случайно пойманные в джунглях. Именно поэтому говорят о геноме, а не о геномах человека. В нашем распоряжении только два генома, потому что над расшифровкой генома человека работали параллельно две большие группы ученых. Геномы людей были бы совершенно одинаковы, если бы не крошечные «сбои», из-за которых, к примеру, меняется цвет глаз. Из трех миллиардов оснований – А, Т, Г и Ц, представленных в ДНК любой нашей клетки, только три или четыре миллиона могут заменяться, и вот эти вот новые последовательности как раз и обеспечивают отличия одного индивидуума от другого. Ваша энциклопедия жизни, господин комиссар, почти ничем не отличается от моей или от энциклопедии жизни Даниэля – только подчеркнутые буковки идут там в ином порядке.
Шарко был поражен, но ему стало ужасно жалко молодого человека, у которого впереди вся жизнь, но который тратит ее лишь на копирование страниц, выдаваемых компьютером за секунду.
– А о чем конкретно писал Тернэ в своей книге? Зачем ему понадобилось привлекать к работе Даниэля?
– Сначала предполагалось, что в книге будут только статистические данные. Стефан Тернэ развлекался тем, что рассматривал порядок пресловутых оснований А, Т, Г и Ц, их количество, количество их повторений в длинной цепи ДНК. Даниэль ему помогал… Тернэ говорил о примечательных математических последовательностях и делал вывод, что вся магия природы проявляет себя именно в этих тайных кодах ДНК.
– Ага, вот откуда на обложке его книги «Витрувианский человек»… Совершенство человека, скрытое в ДНК.
– Так-так. Но я, признаться, относился к этим его «открытиям» весьма скептически. Если ищешь что-то в таком огромном количестве цифр и букв, в конце концов непременно это находишь. – Одебер поморщился. – Книга Тернэ могла бы стать просто-напросто «Кодом да Винчи» в генетике, но я думаю, что все это было только прелюдией. На самом деле Тернэ использовал свои подсчеты для того, чтобы отточить, усовершенствовать некоторые идеи евгеники: тут и защита эвтаназии, и оправдание абортов в случае проблем с зародышем, и «выбраковка» стареющего населения – старость он считал вирусом, заражающим планету. Тернэ проповедует… проповедовал чистоту и молодость человечества. По его мнению, некоторые «расы» и некоторые генетические заболевания нарушают идеальное математическое равновесие, которое ему удалось обнаружить в геноме человека с помощью Даниэля. «Чужаки», как он выражался, «самозванцы» не имеют права фигурировать в генотипе, который унаследуют наши потомки. И он использовал Даниэля для того, чтобы… вынести приговор таким, как Даниэль. Мне это кажется просто чудовищным.
Шарко вспомнил, как в косяке рыб гибнут слабые особи, не способные вести себя так же, как остальные. Стало быть, Тернэ хотел перевести принципы естественного отбора на язык генетики и научить им человечество.
– Тем не менее вы разрешали ему видеться с Даниэлем, – заметил комиссар.
– Вначале я попытался прекратить их встречи. Но Даниэль страдал, его состояние ухудшилось, участились припадки. Подарив Даниэлю возможность общения через буквы и цифры, Тернэ принес ему реальную пользу. Думаю даже, что мальчик в глубине души полюбил Тернэ. АДН оказалась ключом от замка, на который Даниэль заперт внутри себя, и Тернэ дал ему этот ключ. Поняв это, я перестал вмешиваться, но – поверьте! – я просто не выносил Тернэ. Хотя сейчас, когда его уже нет в живых, мне грустно: я не знаю, что теперь будет с Даниэлем…
Шарко во все глаза смотрел на Даниэля, который встал, выбросил авторучку в корзину, стоявшую в углу комнаты, вернулся к столу, взял из карандашницы новую… Потом комиссар перевел взгляд на длинные ряды полок с пустыми книгами, которым не суждено заполниться. Может быть, именно в силу полного отсутствия логики в действиях аутиста комиссара осенило:
– А что, Даниэль читал «Ключ к замку»?
– Более того, это, если можно так выразиться, его настольная книга. Он читает ее почти каждый вечер, а закончив – перечитывает. Неустанно.
Шарко и Леваллуа переглянулись, а директор интерната продолжил:
– Хотя… вы, наверное, поняли, слово «читать» тут не совсем подходит. Разумеется, Даниэль не понимает ни целей евгеники, ни содержания этой науки. Даже не знаю, как вкратце объяснить, что для него означает чтение, но, наверное, можно сказать так: он воспринимает любую книгу, которая попадает к нему в руки, как совокупность последовательностей букв. Схематически получается так: он смотрит на эти последовательности, в голове его что-то щелкает, и текст мгновенно предстает перед ним словно расцвеченный разными красками. Он мог бы, например, в секунду написать, что на такой-то странице буква «е» встречается пятьдесят раз, будучи при этом совершенно не способным объяснить, о чем, собственно, этот текст.
Шарко сжал в карманах кулаки.
– Мне бы очень хотелось посмотреть на его экземпляр книги.
Директор кивнул:
– Сейчас принесу. Книга всегда лежит в его комнате и всегда на одном и том же месте.
Он вышел в коридор.
– Ужас какой, – прошептал Леваллуа. – А мы еще жалуемся! Парнишке нет и двадцати, и он до самой смерти не выйдет из этих четырех стен.
– Душевная болезнь – как медленный яд…
Шарко подошел к Даниэлю. Когда юноша почувствовал, что за его спиной кто-то стоит, он ниже пригнулся к столу, но писать не перестал. Средний и указательный пальцы его правой руки были деформированы, на них выделялись косточки. Ручку он держал, как отвертку. Комиссару захотелось подбодрить мальчишку, положить ему руку на плечо, подарить ему немного тепла, но он не решился.
Вернулся Одебер. Шарко взял из рук директора интерната «Ключ к замку» и начал перелистывать. Целые страницы абсолютно бессмысленного на вид текста: повторений одних и тех же четырех букв. А Тернэ строил на этом статистику, делал выводы, чертил графики… Никаких следов того, что Даниэль читал книгу, на первый взгляд не было, но вскоре Шарко заметил, что одни страницы выглядят более потрепанными, чем другие, а у некоторых были загнуты уголки. Допустим, у страницы 57. Первая строка сверху гласила: «Рассмотрим, к примеру, следующую последовательность ДНК», а под ней располагались сотни букв А, Т, Г и Ц. Комиссара удивило то, что абсолютно все буквы здесь были подчеркнуты, и он показал страницу Венсану Одеберу:
