– Какого черта ты меня об этом спрашиваешь?
– Мне говорили, что с тех пор, как не стало твоей жены, ты так и не заводил ни одной, жил, как отшельник в пустыне. Ну, я и предположил…
– Оставь свои предположения при себе. Так будет лучше.
Леваллуа пожал плечами:
– Мы коллеги. Коллеги обычно разговаривают друг с другом о таких вещах. А у меня ощущение, будто я работаю с автоматом. Никто не знает, почему ты на самом деле ушел из управления. Непонятно, почему ты никогда ни о чем не говоришь, кроме дела. Почему, например, ты ни разу не расспрашивал меня, например, о… о моей жизни?
– Потому что так тоже будет лучше. Хватит и того, что работа пролезает в твою жизнь, не допускай, чтобы твоя жизнь стала частью работы. Оставь свою жену, своих детей, если они у тебя есть, в стороне, держи их подальше от дома тридцать шесть. Повторяю: так будет лучше.
– У меня пока нет ребенка, но… – он поколебался, – но моя жена беременна. У нас будет девочка.
– Вот и прекрасно.
Холодный, сухой ответ. Раздосадованный Леваллуа покачал головой и сосредоточился на дороге, на их деле. Оно с каждым днем захватывало молодого полицейского все сильнее, и каждый день он возвращался домой немножко позже, чем накануне. И удивлялся, чувствуя, что чем глубже погружается во мглу, тем большее возбуждение испытывает. Неужели когда-нибудь и он станет таким, как Шарко? Нет уж, лучше об этом не думать, лучше думать о деле. Жак решил поделиться с комиссаром своими последними заключениями:
– Стефан Тернэ выпустил свою книгу в две тысячи шестом, то есть четыре года назад. И в то время ему были уже известны генетические коды Царно и убийцы из Шапель-ла-Рен, между тем как в НАКГО такие не значились. На лбу у нас генетические отпечатки не стоят, значит, он встречался с этими людьми, чтобы взять у них образцы крови, слюны, волос или чего там еще? Кроме того, Тернэ явно использовал такие же машины, какие стоят у наших экспертов-генетиков, иначе как бы он извлек из образцов тот или иной генетический профиль и поместил его в книгу? – Шарко кивнул, соглашаясь. – Дальше. В книге опубликовано семь генетических профилей. Два из них представлены в НАКГО. Это профили двух жестоких безжалостных преступников. Об одном из семерки нам уже точно известно, что он был психом, совершил убийство год назад, и его самого уже нет в живых. Простая логика подсказывает, что шестеро остальных – тоже потенциальные психи, но они гуляют на свободе. Трупы в Фонтенбло – доказательство того, что теперь уже и один из этих шести взялся за дело. Что же до других, то это бомбы замедленного действия, которые, если так пойдет, не преминут взорваться.
– Или уже взорвались: вполне возможно, эти неизвестные преступники уже убивали, но не оставили на месте преступления следов, которые позволили бы выделить их ДНК. Или, например, они делали свое черное дело в другой стране. Мало ли…
Они замолчали, углубившись в размышления. Что это за армия теней? Кто посеял в обычных людях зерна жестокости, кто подтолкнул их к чудовищным преступлениям? Шарко, сидевший справа от водителя, прижался лбом к оконному стеклу и потихоньку зевнул. Даже сейчас недосып, как кислота, разъедал его изнутри. Впереди тянулись белые линии дорожной разметки, за окнами сменялись пейзажи. Ряды некрасивых серых домов уступили место ярким полям, а следом за ними у дороги вырос лес Фонтенбло – гигантский массив, вплотную подступивший к асфальту и поглощавший свет, напоминая о могуществе природы.
Пока Шарко дремал, встряхиваясь, когда голова его падала вперед, и тут же снова закрывая глаза, они свернули с трассы и минут через десять были в Шапель-ла-Рен. Три тысячи жителей, кругом поля, в двух километрах – опушка леса. Жандармерия представляла собой ничем не примечательное унылое здание. Серая бетонная коробка, украшенная трехцветной табличкой с надписью. На стоянке два темно-синих служебных автомобиля, далеко не новых.
Леваллуа поставил машину под углом к тротуару, похлопал Шарко по плечу:
– Приехали. Но я решительно не понимаю, зачем нас сюда занесло. Следствие поручено версальской группе, там все досье, ну и почему было не отправиться прямо туда, выиграть время?
– Этот парень, к которому мы приехали, Клод Линьяк, наверняка обижен, что у него отобрали дело. Держу пари, что знает он о нем больше кого бы то ни было, и к тому же не станет задавать лишних вопросов. А я очень люблю людей, которые не задают лишних вопросов.
– А я не очень-то люблю нарушать порядок: шеф хотел, чтобы мы поехали в Версаль, значит, надо было ехать туда.
– Версальские сыщики подкинут нам какие-нибудь крохи, не более того. Война между жандармерией и полицией – отнюдь не легенда. Ну и, стало быть, надо уметь обойти установленный порядок и доверять собственной интуиции.
Они вошли в здание. Молодой человек в голубой рубашке с погончиками бригадира поздоровался с ними и проводил в кабинет капитана Клода Линьяка. У тридцатипятилетнего капитана была внешность типичного английского сыщика: круглые очки, тонкие усики, жизнерадостное выражение лица. Они обменялись несколькими фразами, гости объяснили причины своего интереса к делу, и капитан, взяв со стола ключи от машины и папку с бумагами, спросил:
– Насколько я понимаю, вам хотелось бы увидеть место преступления?
– Если вы можете нам его показать, конечно! Там и поговорим. Вы следите за тем, как сейчас продвигается следствие у версальцев?
Жандарм пожал плечами:
– Разумеется, слежу. Версальцы могли забрать у нас дело, но сейчас мы на моей территории, и все, что здесь происходит, меня касается.
Линьяк повел посетителей к выходу, а Шарко подмигнул Жаку. Капитан сел в машину, тронулся с места, Леваллуа – за ним, и не прошло пяти минут, как они оказались в лесу. Свернув с шоссе, идущего на Фонтенбло, жандарм проехал по вилявшей туда-сюда дороге еще минут пять, и остановился. Хлопнули дверцы, зашуршали под ногами листья. Шарко застегнул куртку: здесь веяло холодом, будто природе хотелось напомнить, свидетелями какой страшной трагедии стали эти стоявшие вокруг деревья. В тишине изредка раздавался писк какой-то птицы или хруст надломленной ветки.
Капитан жестом пригласил парижан следовать за собой, и они двинулись гуськом по мягкой влажной земле через кустарники, между буками и каштанами. Потом почва под ногами стала тверже, Линьяк вывел их на поляну и показал на выстеленную мхом и опавшими листьями площадку:
– Вот здесь их и нашел один наездник. Мальчика и девочку. Кароль Бонье и Эрика Мореля из Малешерба, это километрах в двадцати отсюда. По словам родителей, ребята собирались прожить три дня в лесу дикарями, лазая по скалам.
Шарко присел на корточки. На листьях и в нижней части ствола дерева виднелись пятна засохшей крови. Было ясно, что брызгала кровь с силой, и это говорило о ярости преступника. Линьяк вынул из папки фотографии, протянул их Леваллуа:
– Передавая дело сыщикам из Версаля, я оставил снимки себе. Вы только посмотрите, что этот мерзавец сделал с ребятами!
