Я уже отошел от шока, поэтому с хорошо скрываемым скепсисом наблюдал за потугами разочарованного отца оправдать поведение любимого чада, прежде всего в своих собственных глазах.
Понимая, что за столом он выглядит слишком официально, да и опускать взгляд в столешницу как-то нелепо, Бабич обогнул стол и начал прохаживаться вдоль стеночки с портретом императора. Вид у него был как у лектора, вбивающего нечто важное в тупые головы студентов:
– Так что я попросил секретаря городского собрания отправить вам приглашение на бал и приказал доверенному человеку понаблюдать за поведением дочери. Мои опасения оказались не напрасными. – Судья остановился и посмотрел мне в глаза. – Игнат Дормидонтович, я прошу простить мою дочь, да и меня тоже за недостойное поведение. Надеюсь, этот прискорбный инцидент не вызовет у вас враждебности к нашей семье.
Мне показалось, что я услышал, как грохнулась о пол виртуальная челюсть Лехи. Оно и неудивительно: судья славился своей принципиальностью, порой граничившей с ослиным упрямством. Но при этом глупцом его никто не называл.
В голову закралась мысль, что здесь не все так просто и дело не совсем в стыде отца за взбалмошную дочь. Особенно к этому выводу подводила его последняя фраза.
Но обдумывать все мы будем позже, в таких случаях долго тянуть с ответом не очень разумно.
– Ваша честь…
– …Можно без официоза, – позволил мне судья.
– Виктор Игоревич, поверьте, я воспринимаю сложившуюся ситуацию как чудовищное и прискорбное недоразумение. И по-прежнему отношусь к вам и к Елизавете Викторовне с глубочайшим почтением.
– Рад слышать, – благосклонно кивнул судья и выразительно посмотрел на Леху, явно пытаясь понять, дошло ли до затуманенного ревностью разума юноши хоть что-то из сказанного.
Нет, не дошло.
Леха поджал губы и, по-прежнему не глядя на меня, выпалил:
– Позвольте откланяться.
Увидев утвердительный кивок немного разочарованного судьи, он как деревянный солдатик рваным шагом вышел из кабинета.
Так, если Бабич сейчас начнет меня обхаживать, то дело совсем не в наших с Лизой разборках. А вот то, что я вошел в близкий круг подручных генерал-губернатора, может быть очень даже при чем.
– Игнат Дормидонтович, надеюсь, этот прискорбный инцидент не заставит вас сразу покинуть наш праздник. – Взяв меня под локоток, как добрый дядюшка, судья увлек меня к двери.
Ну вот, мои искренние уважение и симпатия к справедливому человеку немного подувяли. Не будь я чиновником по особым поручениям генерал-губернатора, он за свою кровинушку, даже бесившуюся с жиру, закопал бы меня в навоз по самые ноздри, особенно учитывая публичный конфуз.
С другой стороны, мне от судьи искренней любви не требовалось: не будет гадить по мелочам – и на том спасибо.
А то, что мы вышли в зал как шерочка с машерочкой, сменило презрение и настороженность ко мне во взглядах окружающих на любопытство. Так что убегать с бала подобно Золушке и усвиставшей куда-то Лизе повода вроде бы не было. К тому же я увидел озадаченную морду Давы, который явился на бал в шикарном фраке, но с одной диссонирующей деталью – вместо положенной бабочки он повязал серебристый шейный платок.
– Не буду вас задерживать. Развлекайтесь, – улыбнулся мне судья. – И еще, ежели будет желание, посетите наш карточный кружок. Говорят, вы богатеем стали, так что есть повод немного потрясти ваш кошель.
Посмеявшись над собственной шуткой, судья благосклонно кивнул и царственно удалился. Шел он явно в сторону все еще обескураженной парочки Лехиных родителей. Уже за это я был готов простить ему все на свете – чета Вельцев мне искренне нравилась, и их огорчение вызывало во мне практически физическую боль.
– Что здесь произошло? – Подхватив под освободившийся только что локоток, Дава потащил меня в сторону двери на балкон.
Ну что же, он не девица на выданье, так что от уединения с ним от меня не убудет.
– Ничего особенного, – ответил я, когда мы наконец-то выбрались из душного помещения в прохладу весеннего вечера. – Просто недопонимание с одной милой девушкой, которое она усугубила пощечиной.
– При всех? – сделал огромные глаза Дава.
– Увы.
– Так вот почему Леха выскочил из ратуши как ошпаренный. Он же ухлестывал за Лизонькой. И что, даже не дал тебе в морду?
Похоже, ситуация забавляла Давида.
– Не дал. Хотел вызвать на дуэль, но ему помешали.
– И кто? – внезапно посерьезнел Дава.
Ему, как и мне, перспектива дуэли между друзьями очень не понравилась.
– Наш судья, который по совместительству работает папенькой одной нервной особы.
Мой друг саркастически хмыкнул. Я сам понял, что шутка получилась так себе, но это, наверное, нервный отходняк.
– Я же говорил Леше, что у нее не все в порядке с головой, а он ни в какую, – проворчал Давид, посмотрев в ночное небо. – И что вы в ней нашли?
– Вопрос в другом: что она нашла во мне?
– Ну, ты зря прибедняешься, – хмыкнул мой друг. – Весь такой таинственный, особенно с новым шрамом. Гроза вурдалаков и покоритель упыриц. В народе ходят слухи, что одну ты зацеловал до смерти.
– Троих, – чисто автоматически поправил я.
– Вот и я о том же, – кивнул Дава и торжественно провозгласил: – Идем же, друг мой, радоваться жизни, наплевав на все невзгоды.
– Они эту пощечину не скоро забудут.
– Так давай напьемся и устроим дебош. Поверь, это перебьет любую пощечину.
– Что-то не хочется.
– Тогда поищем внимания прекрасных дам, – не унимался Дава.
– Ты издеваешься, думаешь, мне мало того, что уже нашел? – искренне удивился я.
– Ты не там искал. Тебе же не нужно срочно обзаводиться семьей, детишками и поместьем? Значит, есть смысл познакомиться с баронессой де Шодуар. Поверь, она того стоит.
– Знаешь, уж лучше я навещу Глашу.
– Во-первых, – назидательно поднял палец Дава, – Глаша, конечно, умница и красавица, но дамы высшего света – это совсем другой коленкор. Во-вторых, не думаю, что ты вот так с ходу окажешься в ее будуаре. Я хочу познакомить тебя с утонченными развлечениями, где главенствуют интеллектуальная беседа, поэзия и музыка.
Ну вот и повод для любимого занятия всех попаданцев, но только фиг им, а не песни из моего мира, потому как не певец я, от слова совсем. Да и не танцор, как чистосердечно признался Лизе. Но делать нечего, пусть будут утонченные развлечения. Убегать отсюда не позволял гонор, а взбалмошных девиц с меня хватит еще лет на десять. Так что лучше уж француженки.
С француженками я пролетел как фанера над Парижем. Выглядела баронесса как типичная славянка, и звали ее в том же духе – Ольгой Филипповной. Когда мы двигались по периметру оглядывавшейся на нас толпы, Дава успел рассказать, что баронесса – вдова и владелица оздоровительного пансиона. Что это значит, я пока не понял.
