Распрощались мы закадычными друзьями, а дальше как пойдет.
Вечер у меня получился неоднозначным, и все же хорошего в нем было больше, чем плохого. Но, как оказалось, день еще не закончился. Только я устроился в кровати – практически сразу услышал, как во входную дверь кто-то забарабанил кулаками. Да и ногами, похоже, тоже.
И кто это такой смелый на грани суицидных наклонностей? Его сейчас или домовой приголубит, или Евсей встретит незлобно и ласково. Так что пришлось быстро спускаться и получать сомнительное удовольствие от вида вдрызг пьяного Лехи. Начал он с попытки все же вызвать меня на дуэль, продолжил стенаниями о коварстве женщин и предложением выпить еще, а закончил тем, что заблевал мне пол в гостиной. В общем, все очень даже неплохо.
Утром Леха был беспощадно разбужен, засунут в душ и переодет в чистую робу, которую я надевал на тренировки. Чиж уже вовсю занимался чисткой и стиркой изгаженного фрака.
После двух чашек кофе мы поговорили. Как ни странно, мне даже пришлось выступать в роли адвоката Лизы. Я, как мог, объяснил другу сложность положения влюбленной девушки и то, что запретный плод всегда манит, даже если претендент на этот самый плод уже не так сильно в нем нуждается.
– Оставь ее в покое. Пусть остынет и подумает. Папенька вставит ей нужную заклепку в голову, а уже затем сделай еще один подход. Сам увидишь, что все станет намного проще.
Приободрить Леху так и не удалось, а вот у меня настроение стало значительно лучше. Друзья – это самое большое богатство в мире. И понять его ценность может только тот, кто по той или иной причине терял хоть одного настоящего друга.
Часть вторая
Глава 1
Чем отличается старость от юности? Ответ простой – очень многим, и среди прочего диаметрально противоположной оценкой жизненных ситуаций. То, что для юнца – интересное приключение, стариком воспринимается как досадная проблема. Мне с моим специфическим симбиозом в этом плане повезло. Я умел радоваться моментам, когда жизнь начинала бить ключом, причем очень часто по голове, и в то же время ценил каждую минуту спокойствия. Так как жизнь у меня и в том мире, и в этом напоминала зебру, я с удовольствием шагнул в белую полосу спокойствия. Две недели после происшествия на балу протекли как медленная речушка по степи. В городе никто никого не убивал. Шатуны если и не отказались от затеи заработать на опиумной пыльце, то на время притихли, и ко всему прочему я получил возможность изысканного отдыха в обществе баронессы.
К анекдотам, чтобы не приелись и совсем уж не свалиться в пошлость, прибегал нечасто, но и обычных бесед нам хватало. Говорили о многом – она просвещала меня в вопросах культуры и искусства, а я рассказывал ей страшные сказки о ведьмах, вурдалаках и упырях, бо́льшая часть которых была почерпнута из творений Лавкрафта, Кинга, Кунца и других классиков жанра. Да и без голливудских сюжетов не обошлось. Баронесса прекрасно понимала, что я вру как сивый мерин, но слушала с упоением. Ей действительно надоели слащавые стишки и бренчание на лютне.
К разочарованию Давы, еще в первую нашу встречу Оля шепнула мне, чтобы я почаще приезжал сам. Мы много гуляли по благоухающему удивительными ароматами саду, слушали музыку с граммофона и ели варенье из лепестков сакуры, запивая его отваром из листьев.
Гадость редкостная, о чем я, не стесняясь, заявил гостеприимной хозяйке. Она лишь посмеялась в ответ, добавив, что ради омоложения некоторые согласны терпеть и не такое. Еще она пробовала научить меня танцевать, но вынуждена была горестно развести руками. Не то чтобы я был настолько безнадежен, просто без страсти к этому делу достичь высот в танце невозможно.
Хочу отметить, что это ее слова, а не мои.
На четвертый день нашего знакомства мне удалось все же пробиться сквозь странные комплексы баронессы. Это случилось во время представления мне чудодейственных прудов. Пока народу в «дачах» было маловато – сезон только начинался. Поэтому по вечерам у прудов никого не было. Сибирская весна даже вблизи от Стылой Топи не особо щедро дарила тепло, и до купального сезона было еще далеко. Но и этот фактор учитывался предприимчивой баронессой. На берегах обоих прудов в части прилегающих к центральному дому берегов были оборудованы беседки с кабинками для переодевания и каменные ступени в воду, почти сплошь поросшую действительно голубыми кувшинками. Даже листья этих растений отливали синевой. Для купаний в плохую погоду имелись каменные бассейны, куда по системе труб через обогревательный котел закачивали целебную воду из прудов.
Вот знакомясь с достоинствами этой процедуры, я и затащил в бассейн Олю. Воздух был прохладен, вода как парное молоко, а баронесса прекрасна и умела. Еще один неплохой опыт – утонченная страсть с ноткой грусти.
О том, что белая полоса подошла концу, я понял, когда в мой кабинет влетел Чиж. Глаза парня были большими и круглыми, как два блюдца, но при этом в них плескался дикий восторг.
– Там дерижбабль! – заявил Чиж и ткнул пальцем в потолок.
– Сколько раз можно говорить? Не дерижбабль, а дирижабль. Он где пришвартовался, снова рядом с ратушей?
– Нет, туточки, над нами висит! – выпалил Чиж и сделал глаза еще больше, хотя, казалось, уж некуда.
Да, белая полоса закончилась, и началась не то чтобы черная, а, скажем так, пестрая. Я заметил, что если белая полоса небольшая, то и черная не такая уж длинная и мрачная.
Ох, как же я ошибался!
Переодеваться в мундир для встречи не очень-то дорогих гостей я не стал и вышел к ним в образе последователя Льва Толстого. В смысле графа из моего мира, здесь такого я не нашел. Даже специально спрашивал Олю. Были свои корифеи литературы, но их имена мне ничего не говорили.
В общем, на крыльцо я вышел в домашней одежде, то есть в косоворотке, шароварах и мягких сапожках с коротким голенищем. Это зрелище немного сбило лейтенанта Митрохина с толку, но он быстро оправился.
Контролировавшие положение лифтовой корзины матросы были заняты своим делом и на окружающее внимания не обращали. Ветер над Топинском был умеренным, но все равно огромную сигару дирижабля немного сносило в сторону. Хорошо хоть не заякорились за шпиль каланчи – не то оторвали бы что-нибудь нужное. В основном правильное положение в пространстве аппарат сохранял за счет доработки винтами.
– Господин видок, у меня к вам срочная депеша, – козырнул мне лейтенант и протянул пакет. – У вас не более пяти минут на сборы.
А вот это уже серьезней.
В пакете обнаружились даже не письма, а две короткие записки – одна от графа Скоцци с просьбой прибыть к нему по важном уделу, а другая – приказ генерал-губернатора, переводящий меня во временное подчинение чрезвычайного полномочного посланника.
– Хорошо, господин лейтенант, мы соберемся буквально за минуту, – ответил я, не став никак величать собеседника, так как мы были в одном классе табели о рангах.
