Слабую надежду на перемены в редакции он испытал, когда ушел его начальник Зульфикар Бохари, тот, кто брал его на работу, но кто стал раздражать его из-за вечного соглашательства с цензорами. Новым начальником оказался Норман Коллинс, в прошлом – один из помощников издателя Оруэлла, Виктора Голланца. Оруэлл даже обрадовался – вот будет союзник, ведь Коллинс был из левых. Но Коллинс, выслуживаясь, стал не только придираться к работе Оруэлла, но писать на него жалобы. О чем? Да всё о том же – что Оруэлл ведет себя «уж слишком независимо для данной организации…».
Короче, бумажная волокита, требования писать бесконечные бюллетени «для служебного пользования» (он написал почти сотню их), скрытая цензура и, как венец всего, крошечная аудитория слушателей – всё это в конце концов вынудило Оруэлла в последний день сентября 1943 года написать сэру Л.Рашбруку Уильямсу.
«…Хочу просить Вас о моей отставке с “Би-би-си”, и буду очень обязан Вам, если Вы направите мое заявление куда следует… Я ухожу не потому, что в чем-то не согласен с политикой “Би-би-си”, и еще менее – по причине какой-либо обиды. Напротив, я считаю, что на протяжении всей своей работы меня принимали с величайшим радушием и предоставляли очень широкие полномочия. Ни в коем случае меня ни разу не вынуждали сказать в эфире то, что я бы не сказал как лицо частное. И я, пользуясь возможностью, благодарю Вас за понимание и то отношение, которое Вы всегда проявляли к моей работе.
Я прошу об отставке, поскольку в последнее время понял, что напрасно трачу свое время на работу, которая не дает результата. Я считаю, что в нынешней политической ситуации британское пропагандистское вещание на Индию – задача почти безнадежная. Конечно, чтобы судить так, следовало бы сравнить его с другими передачами, но лично я предпочитаю в любом случае не тратить на него свое время, когда мог бы заниматься журналистикой, которая реально принесет некоторый заметный эффект…»
Уволят его лишь в ноябре 1943-го. Люди, работавшие с ним, искренне жалели о его уходе. Один из начальников его даже направит «наверх» записку. «Я не могу с полным правом говорить о его характере или успехах у нас. Но он обладает редкими моральными достоинствами, а его литературный и художественный вкус – безошибочен. О том, что он уходит по собственному желанию, сожалеет весь отдел…»
Да, и чуть не забыл! Факт говорящий. За несколько дней до ухода Оруэлл подготовил и выдал в эфир инсценировку еще одной сказки – опять сказки! На этот раз – по мотивам «Нового платья короля» Андерсена. Думаю, это вызвало немалое удивление в редакции. Ну и кто тот «король», пожимали плечами, который поверил двум ткачам-мошенникам, якобы сшившим «правителю» наряд, «невидимый для всех»? И где тот город или страна, чьи народы поверили «наваждению»? И кто тот мальчик, который прилюдно крикнул: «А король-то голый»!..»? И лишь самые близкие знали: его уже больше всего интересовал именно этот жанр – сказка. И знали, кто в его сказке «Скотный двор» скоро предстанет миру «голышом», без верховной «мишуры» и высоких словес. Имя можно было подставить любое: Сталин, Гитлер, Мосли или вообще – Наполеон…
Ныне некоторые исследователи предполагают, что ушел Оруэлл из-за того, что ему (как и всем на «Би-би-си») приходилось всё чаще мириться с «восхвалением» в британской прессе как раз Сталина как союзника Англии. Оруэлл, дескать, даже написал хвалебный комментарий на один из «приказов советского Верховного главнокомандующего» в феврале 1942 года. Речь шла о двух фразах Сталина: «Было бы смешно, – высказался в приказе Сталин, – отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается». Вот по этому поводу Оруэлл и заметил: «Учитывая жестокости, творимые немцами во время их вторжения в Россию, текст отличался отсутствием мстительности, мудростью и дальновидностью…» Дескать, Оруэлл написал это, но ошибочно, и «простить себе это был не в состоянии…».
Спорное утверждение, на мой взгляд. Откуда известно, в «состоянии» он был или не в «состоянии»?
[63] Одно, правда, верно: Оруэлл к моменту ухода его с «Би-би-си» уже работал над сказкой «Скотный двор», и работа эта увлекала его всё больше и больше. Его действительно занимали и Сталин, и Гитлер, его жгла проблема природы власти диктаторов и немоты подневольных им народов, не давало покоя вероятное «будущее» – ради чего терпели народы своих угнетателей, – и, конечно же, волновало место писателя в мире. Ведь в это время он пишет и публикует одну за другой две важные, на мой взгляд, статьи: «Присяжный забавник» (26 ноября) – о растраченном таланте Марка Твена – и «Почему социалисты не верят в счастье» (20 декабря) – о том, к какому будущему движется современный социализм. Обе статьи лишь на первый взгляд кажутся не связанными между собой. Но на деле это те опоры, те «кочки» в болоте запутанного мира, та тропка Оруэлла в чаще событий, которые и дали ему право, пусть и не вовремя, но поставить воистину глобальные вопросы в своей сказке – в сказочке, известной ныне каждому школьнику, – в блистательном и бессмертном «Скотном дворе».
Вопрос из будущего: На излете войны, в 1944-м, вы напишете Глебу Струве письмо, в котором как-то легко скажете про «Скотный двор», что написали, дескать, вещицу, которая, возможно, всего лишь «повеселит вас». Это вот что? Некое кокетство литературное, невозможность на первых порах оценить сделанное, или писатель порой и впрямь не отдает себе отчета, что же он сотворил? Я с удивлением узнал недавно, что и Михаил Булгаков, живший в это же время, оказывается, писал свое «Собачье сердце» не столько для печати, сколько для того, чтобы «повеселить» узкий круг друзей и знакомых… Другими словами: почему нечто написанное как шутка, как чуть ли не стеб, становится порой великим явлением литературы, а, с другой стороны, замысел иного литератора создать нечто «великое» зачастую оказывается пшиком? Вопрос о миссии писателя, об осознании ее. Вы ведь и Марка Твена публично обозвали всего лишь «балагуром»?
Ответ из прошлого: Балагур… Твена часто сравнивают с его современником Анатолем Франсом… Оба были духовными сыновьями Вольтера, природа наделила их ироничностью и пессимизмом по отношению к жизни. Оба знали, что существующий социальный порядок – это сплошной обман, а так называемые заветные чаяния народа по большей части… заблуждения. Отъявленные безбожники, оба были убеждены в том, что Вселенная слепа и жестока… Но здесь сходство кончается…
