Лавиния хлопает в ладоши.
– Я так и знала! Так и знала! Ты прямо крохотная роковая женщина.
– Вообще-то нет.
– Такая вся тихая, неприступная и загадочная – Господи, я так и знала. Как только тебя увидела…
– Да нет, точно – нет.
– Я подумала… мужчина из-за такой вот женщины вскрыл бы себе вены.
– Он не вскрыл, – произносит Луиза. – Но однажды грозился.
Лавиния хватает Луизу за руку.
На какую-то секунду Луизе кажется, что она слишком много наговорила, что она шокировала Лавинию, что она слишком разоткровенничалась, как это часто случается, отчего в комнате повисает молчание, все хотят сказать что-нибудь утешительное, и всем тебя становится жаль, и все тебя ненавидят.
И тут Лавиния принимается хохотать.
– Господи Боже, как же я тебя люблю.
На глазах у нее слезы. Ее всю трясет. Она прямо-таки вцепляется в руку Луизы.
Луиза не может сдержаться. Она тоже хохочет.
Никогда не было так весело.
Однако с Лавинией на этом мосту, который гораздо выше и ярче любого моста в Девоншире, все остальные кажутся чуточку менее реальными. Все о другой Луизе – Луизе с серовато-каштановыми волосами, с кривоватой улыбкой, немного полноватой, которую по-настоящему полюбил бы только сжалившийся или сумасшедший – полнейшая выдумка.
– И он, конечно же, этого не сделал, так ведь? – Лавиния еще заходится от хохота.
– Нет, конечно, нет. – Насколько Луизе об этом известно.
– Вот ведь мужчины.
– Вот ведь мужчины!
– Никогда, блин, слова данного не держат.
Лавиния хохочет так, что по щекам у нее текут слезы.
Луиза протягивает ей платок.
Лавиния умолкает.
– Откуда он у тебя?
– Ой. От… от Рекса.
– Он тебе его дал?
– Я расчихалась. Забыла ему вернуть. Извини.
– Дай-ка я посмотрю.
Лавиния забирает платок.
– Наверное, он все еще и наручные часы носит.
– Прости, я не разглядела.
Лавиния молчит. Потом произносит:
– Подай-ка зажигалку.
Луиза протягивает ее.
Лицо Лавинии медленно расплывается в улыбке. Она поджигает уголок платка. Сначала огонь еле разгорается. А потом платок вспыхивает ярким пламенем.
– Вот блин! – Лавиния бросает платок.
Несколько секунд они стоят, глядя на крохотный, непокорный огонек посреди тропинки.
Лавиния посасывает обожженный большой палец.
– Понимаешь, – тихо произносит она, – они же для нас ничего не значат, верно?
Она такая красивая в отблесках пламени.
«Она такая красивая, – думает Луиза, – что ей даже веришь».
Лавиния делает шаг к огоньку.
– Нам бы менадами сделаться, – тихо-тихо говорит она. – Мы должны отречься от мужчин и рвать их зубами на части, когда они к нам приблизятся. Да пошел ты, Рекс Элиот! Да пошел ты, Хэл Апчерч! Да пошел ты, Беовульф Мармонт! – Она резко разворачивается. – А твой – как его зовут?
– М-м-м… Виргил?
– Ну и имечко!
– Его мамаша историю преподавала.
– Виргил как?
– Брайс.
– Да пошел ты, Виргил Брайс!
Лавиния поворачивает к ней.
– Ну, давай! Теперь твоя очередь – что такого, если ты тоже так не скажешь?
– Да пошел ты, Виргил Брайс, – тихо произносит Луиза.
– Мямлишь! – Лавиния хватает ее за руку. – Еще разок!
– Да пошел ты, Виргил Брайс!
– Да Господи Боже. Да пошел ты, Виргил Брайс!
– Да пошел ты, Виргил Брайс.
– Да пошли вы, все мужики мира.
Как же здорово прокричаться.
– Да пошли вы, все мужики мира!
Огонек гаснет.
– Давай напьемся, – предлагает Луиза.
Что они и делают.
Они уговаривают две бутылки шампанского прямо в парке, и нет ничего, кроме звезд у них над головами и рельсов, сходящихся где-то далеко по обе стороны от них. Они пьют, и Лавиния рассказывает Луизе обо всех местах, куда они вместе отправятся, когда закончат свои рассказы и станут великими писательницами – обе. В Париж, в Рим и в Триест, где жил Джеймс Джойс, в Вену посмотреть на картины и на карнавал в Венецию.
Лавиния никогда туда не поедет.
Она скоро умрет. Вы это знаете.
Они снова фотографируют. Лавиния в снегу. Лавиния на заборе. Лавиния и Луиза: наклоняются, вот-вот упадут.
Они выкладывают фото в Сеть.
– Тебе надо на «Фейсбуке» добавить его в друзья, – говорит Лавиния.
– Кого?
– Рекса. Он же теперь там есть, да?
Луиза ищет.
– Да.
– Добавь его. И Хэла тоже.
Луиза щелкает «Добавить в друзья».
Они пьют, пока не начинают вертеться звезды. Облокачиваются друг на дружку. Валяются в снегу и делают «снежных ангелочков».
– Эй, Луиза?
– Что?
– Ты прочтешь мой роман?
– Конечно.
Лавиния резко садится.
– Фантастика. Так давай и начнем.
– Погоди, прямо сейчас?
Лавиния уже стоит.
– Да тут совсем недалеко!
– Два часа ночи!
– Вот именно, тебе нет никакого смысла переться в Заднепроходье, Бруклин, так, что ли? Можешь и у меня перекантоваться.
Она так очаровательна, когда просит.
– Ой, только не говори «нет», Луиза. Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста, не говори «нет»!
Луиза не может сказать «нет».
Они едут на такси домой к Лавинии. Лавиния расплачивается.
Широченная юбка Лавинии цепляется за дверь машины. Луиза вытаскивает ее. Лавиния куда пьянее, чем думала Луиза, и ей приходится тащить ее до самой квартиры. Ей не в тягость. «Как хорошо быть нужной», – думает она.
– Наконец-то дома!
Лавиния вваливается во входную дверь.
– Господи, как же тут пусто. Терпеть не могу, когда Корди уезжает. – Она медленно шагает к чайнику. – Чаю попьем. С берегов Азии! С Эждвер-роуд. Тебе с шоколадом и карамелью или с лавандой и мятой? И еще музыку надо поставить! Под настроение! Для атмосферы! – Она пробирается к компьютеру и врубает вагнеровскую «Тристана и Изольду» на такую мощь, что Луиза беспокоится, как бы не услышали соседи, не спустились и не закатили скандал.
