– Прямо как в Веймарском Берлине, – щебечет Мими. – Вот точно.
Она начинает танцевать на столах.
Луиза начинает пить крепкое рюмками.
Вот еще одну, думает она. Вот еще одну.
А потом ты начнешь веселиться.
Мими целуется со всеми подряд.
Мими щелкает фотки (она в больничной ванне, изображая из себя самоубийцу, она верхом на чучеле оленя, она, словно норковый воротник, обвивает руками шею Луизы, она – Лайза Минелли, сидящая на стуле с вывернутыми назад ногами).
У Мими – лучшая ночь в ее жизни.
Вы бы об этом узнали, если бы заглянули к ней в «Фейсбук».
На другом конце танцевального зала Луиза замечает Рекса.
Он надел черный галстук. Это самое большее, что он сделал, чтобы соответствовать.
Он улыбается, когда она идет к нему.
– Погляди. – Она старается изо всех сил. – Мы одного поля ягоды!
Он берет ее за руку. Целует ее. Смотрит в веселящуюся толпу, словно там может оказаться Лавиния.
Пульсируют огни. Громко ревет музыка. Луиза не слышит ни слова из того, что говорит Мими.
Здесь отец Ромилос, и Гевин тоже тут, он напоминает ей, что завтра у тебя большой день, верно? Неужели ты, блин, не радуешься, что действительно достигла чего-то в этой жизни? Здесь и Афина Мейденхед в платье, купленном ей Луизой, под ручку с Майком из оперы. Тут и фотограф Роуз из «Вчера вечером в Мет», и девушка, снимавшаяся в «Последнем герое», и Лори, художница-эротистка, которая расписывала для Лавинии карты таро, и какой-то египтолог, знакомый Лавинии, у которого отобрали кафедру в Йеле за то, что он бросил жену из-за студентки.
Мими фотографирует Рекса и Луизу, держащихся за руки, и на фотке они выглядят чертовски счастливыми.
Огни бьют в глаза. Неон ослепляет. Дым ест Луизе глаза, и она чихает. Какая-то девчонка заливает ромом с кока-колой весь чудесный позаимствованный Луизой смокинг, и у нее даже ключицы становятся липкими.
Кто-то, кто вовсе не Пегги Ли, продолжает петь песню Пегги Ли.
– А в прошлом году ее здесь не было?
Мими пожимает плечами.
– Конечно, нет!
Она поет по закольцовке, и, может, Луиза просто сильно напилась в прошлом году, а, может, она сильно напилась в этом году, однако в любом случае выясняется, что женщина даже не поет, а просто шевелит губами в такт Пегги Ли, проделывая одно и то же снова и снова.
И если это все, друзья мои (оказывается, песня ревет из всех динамиков в здании), то будем дальше танцевать.
– Даже лучше, чем в прошлом году! – широко улыбается Мими.
Луизе нужно отлить.
Рекс, Мими, Гевин, Афина, отец Ромилос, Лори, Роуз, египтолог и девушка, снимавшаяся в «Последнем герое», – все обещают дождаться ее у бара на первом этаже, который похож на подиум в стиле «ар-деко».
Когда Луиза выходит, никого нет.
На часах одиннадцать сорок пять.
– Тик-так!
Навстречу ей вышагивает Хэл.
Он одет, как нацист. На него никто не посмотрит.
– Понимаете? – спрашивает он, когда замечает ее. – Это все из-за темы.
– Я поняла.
– Знаете, это же настоящий Хуго Босс.
– Господи боже.
– В том смысле, что я без усов или типа того.
– И на том спасибо, – замечает Луиза.
Синяк у Хэла почти прошел. Сейчас у него такой вид, будто он двое суток не спал.
– Знаете, что я подарил Генри на Рождество?
– Вообще-то мне все равно, – отвечает Луиза.
– Книгу «Социально-политическая доктрина фашизма». И маме тоже. Плюс, разумеется, шарф от «Гермеса». Я не чудовище.
– У вас все?
– У нас всех все. Мир кончается. Революция неминуема.
– Тогда зачем вы здесь, Хэл?
Хэл пожимает плечами.
– Здесь все мои друзья.
Он прислоняется к стене в коридоре.
– Да ладно вам, Лулу, – говорит он. – Просто будьте человеком, ладно?
– Вы это о чем?
– Потанцуйте со мной!
Басы громыхают так, что дрожат стены.
– Мне надо пойти разыскать Рекса.
– Не надо.
– Почти полночь.
Он хватает ее за талию.
– Хэл, не надо!
– Почти полночь. Я с вами!
– Хэл, – произносит Луиза, потому что теперь ей только не хватало, чтобы у Рекса появилась еще одна причина ее ненавидеть. – Не надо.
– Пожалуйста! – просит он.
В пульсирующем свете Луиза в первый раз по-настоящему его разглядывает.
Лицо у него в слезах.
– Прошу вас, не уходите, – говорит он.
– Надо.
– Я хочу поговорить с Рексом!
– С Рексом вы можете завтра поговорить.
– Я хочу поговорить с ним сейчас!
– Нет, не можете.
– Скажите ему… – Из гортани у него слышны хрипы и бульканье, словно у умирающей кошки.
До полуночи пять минут.
Луиза не дает ему закончить.
* * *
Луиза, спотыкаясь, ввинчивается в толпу. В глазах у нее двоится.
Она видит Афину, раскачивающуюся вместе с Майком (или, может, это кто-то незнакомый), вот Беофульф Мармонт, танцующий с девушкой, которая уж точно не его подружка с испуганными глазами, она замечает Гевина Маллени со второй по значимости спутницей, а еще Мими, Мими, танцующую в одиночестве, впервые танцующую так, словно ей уже до боли не хочется, чтобы кто-то с ней потанцевал. Огромные ретрочасы в форме цифр 2-0-1-6 спускаются, как люстра, с потолка, и гулко бухают, так что Луиза даже не может определить, где музыка, а где ход времени.
До полуночи остается минута.
Луизе хочется одного – поспать.
Но теперь вокруг не мир, в котором она живет.
За минуту до полуночи Луиза замечает Рекса.
Он совсем один стоит у стойки с мартини в руке.
Луиза бежит к нему.
Кажется, он очень счастлив ее видеть.
Начинается обратный отсчет, все считают от шестидесяти до нуля, спьяну путаясь в числах, а Луизе так одиноко, а Рекс, похоже, так счастлив ее видеть, хоть она и знает, точно знает, что он никак не может быть счастлив, просто не может, не может, если Лавиния где-то в этом мире за пределами его поля зрения. Однако вспомним, что Луиза пьяна, и Рекс тоже пьян, и у них обоих на этой неделе безвозвратно разбились сердца, и Луизе больше всего на свете хочется стать той, кого кто-то обнимает.
