Полки и впрямь были организованы в диком, асимметричном стиле – опоры то тут, то там, и везде на разных уровнях.
– Д-да … ну, понимаете, всё дело в электрическом кабеле: если просверлить стену вот здесь – возможно короткое замыкание, – стал оправдываться Гари.
Тут зазвонил телефон.
– Да?
– Привет, это штаб-квартира любовного фронта? – Марк звонил по мобильному.
– Единственное, что я могу сделать, – это снять их, а дырки заткнуть… – невнятно бормотал Гари.
– У тебя там кто-то есть? – протрещал голос Марка, заглушаемый уличным гулом.
– Нет, это просто… – чуть не сказала «рабочий», но, чтобы не обижать Гари, закончила: – Гари, друг Магды.
– А что он у тебя делает?
– …И тогда вам придётся тут заново штукатурить, – продолжал бубнить Гари.
– Слушай, я сейчас в машине. Хочешь пойдем сегодня куда-нибудь поужинаем вместе с Джайлсом?
– Я же говорила – встречаюсь с подругами.
– О боже! Подозреваю, что буду расчленен, проанатомирован и тщательно проанализирован.
– Нет, не будешь…
– Не клади трубку – проезжаю под мостом… – Треск, треск, треск. – Вчера встретил твою подругу Ребекку. Кажется, очень мила.
– Не знала, что ты знаком с Ребеккой. – У меня перехватило дыхание.
Ребекка не совсем моя подруга, разве что ходит в «192» со мной, Джуд и Шез. Всё дело в том, что Ребекка – медуза. Разговариваешь с ней, всё, кажется, мило, дружелюбно – и вдруг чувствуешь, что тебя будто ужалили, и не понимаешь даже, в чём дело. Беседуем, например, о джинсах, и она ни с того ни с сего говорит: «Ну, если ты носишь целюллитные колготки, лучше всего покупать что-нибудь очень хорошего покроя, например, „Дольче и Габбана“ (при этом у самой бедра как у детеныша жирафа) – и как ни в чём не бывало тут же переходит на другую тему.
– Бридж, ты слушаешь?
– Где… где ты встретил Ребекку? – спрашиваю я высоким, придушенным голосом.
– Она была вчера вечером на вечеринке у Барки Томпсона и сама представилась.
– «Вчера вечером»?
– Да, я заскочил туда по дороге – ты ведь задерживалась.
– И о чём вы говорили? – поинтересовалась я, – от моего внимания не укрылось, что Гари, с сигаретой, торчащей изо рта, уже подхихикивает надо мной.
– Э-э-э… ну, она спрашивала о моей работе… очень тепло отозвалась о тебе, – ответил Марк небрежно.
– И ч-что она с-сказ-зала?.. – прошипела я.
– Что у тебя легкий нрав…
«Легкий нрав» – это в устах Ребекки равноценно высказыванию: «Бриджит спит со всеми подряд и принимает наркотики».
– Вообще-то, можно построить каркас, тогда будут держаться, – снова активизировался Гари, как будто никто и не разговаривал по телефону.
– Ладно, не буду тебя задерживать, раз у тебя там кто-то есть, – вышел из положения Марк. – Желаю приятно провести время. Перезвонить попозже?
– Да-да, поговорим потом. – Положила трубку – в голове у меня всё перемешалось.
– Что, завёл себе ещё кого-то? – крайне некстати внёс Гари полную ясность в ситуацию. Метнула на него свирепый взгляд.
– Как всё-таки насчёт полок?
– Ну, если вам угодно, чтобы все они были на одной линии, придётся передвинуть эти ваши полки, а это значит – ободрать штукатурку, чтобы выровнять тут пространство три на четыре. Вот сказали бы вы мне, что желаете эту симметрию, до того, как я начал… – И оглядел кухню. – Так вы принесли какую-нибудь еду?
– Всё прекрасно, просто чудесно – именно так, как есть, – одобрила я.
– Если рискнёте приготовить для меня кастрюльку вон той пасты…
Только что заплатила Гари за его безумные полки 120 фунтов наличными, только чтобы убрался из моего дома. О боже, как я опаздываю! Чёрт, телефон…
21.05. Звонил папа – необычно: в нормальных ситуациях он предоставляет маме право осуществлять телефонную связь.
– Звоню просто узнать, как у тебя дела. – Голос какой-то не такой, как всегда.
– У меня всё прекрасно, – забеспокоилась я. – А у тебя?
– О да, да, вполне. Всё вожусь в саду, знаешь… очень занят, хотя, конечно, зимой там не особо много работы… Ну, как вообще всё?
– Прекрасно, – повторила я. – А у тебя всё хорошо?
– О, да-да, абсолютно. Эмм… а работа? Как на работе?
– На работе отлично. То есть я хочу сказать – всё катастрофично. Но с тобой правда всё в порядке?
– Со мной? О да, прекрасно. Скоро, конечно, снег пойдёт, полетит, западает, засыплет… Так у тебя всё в порядке, да?
– Да, в порядке. Но как всё-таки твои дела?
Ещё несколько минут мы бродили в лабиринте этого беспредметного разговора, пока наконец я не предприняла прорыв:
– А как мама?
– Ах! Ну, она… она… ах!.. – Длинная, болезненная пауза. – Она едет в Кению, с Юной.
Весь ужас в том, что история с турагентом-португальцем Хулио произошла после того, как мама последний раз ездила в отпуск с Юной.
– А ты едешь?
– Не-ет, не-ет! – взревел папа. – У меня нет ни малейшего желания сидеть и получать рак кожи в каком-нибудь кошмарном анклаве, прихлебывать пину-коладу и смотреть, как полуголые дикарки стриптизёрши предлагают себя похотливым нахалам у буфетной стойки с вчерашним завтраком.
– А она звала тебя?
– Ах… Ну, видишь ли, нет. Твоя мать постоянно твердит: она независимый человек, наши деньги – это её деньги и она должна иметь возможность свободно познавать окружающий мир и себя саму по первому желанию.
– Что ж, по-моему, пока она придерживается этих двух направлений, – рассудила я. – Она любит тебя, папа. Ты же убедился в этом… – чуть не сказала «в прошлый раз», но быстро исправилась, – на Рождество. Ей просто немного не хватает новых впечатлений.
– Знаю, Бриджит, но есть кое-что ещё. Нечто совершенно ужасное. Можешь ты чуть-чуть подождать?
Смотрю на часы: уже должна быть в «192», а мне так пока и не удалось предупредить Джуд и Шез, что придёт Магда. Смешивать друзей, которые находятся по разные стороны границы брака, чаще всего признак вежливости, но Магда совсем недавно родила. У меня опасения, что это не совсем благотворно подействует на состояние Джуд.
– Прости, я только закрыл дверь. – Папа вернулся к телефону. – Так вот, – продолжал он, понизив голос, – я случайно подслушал, как сегодня мама беседовала по телефону, – я так понял, договаривалась насчет отеля в Кении. И она сказала… она сказала…
– Так, так, спокойно. Что она сказала?
