Посмотрела и я: да, она и впрямь смотрится далеко не так симпатично, как я помню. Вчера отрезала верхушку, попыталась подстричь остальное в традиционной треугольной форме; но вот она, стоит посреди комнаты: нечто высокое, тонкое, обкорнанное, с тупыми краями – дешёвое подобие дерева из комиссионного магазина.
– Понимаешь, она была немного… – стала я объяснять.
– Немного – что? – В голосе Марка едва сдерживаемый смех и сомнение.
– Великовата, – пролепетала я не очень убедительно.
– А-а, «великовата»… Понятно. Ладно, теперь уже неважно. Можно я тебе кое-что прочитаю? – Марк вытащил из кармана открытку.
– О'кей, – покорно согласилась я, облокотившись о спинку дивана.
Марк прокашлялся.
– «Мой дорогой, дорогой Найджел!» – Ты ведь помнишь моего коллегу Найджела, Бриджит? Старший компаньон фирмы, тот жирный, не Джайлс. – Марк снова прокашлялся. – «Мой дорогой, дорогой Найджел! Мы встречались лишь однажды, у Ребекки, – вы вытащили её из озера. Но теперь, когда наступило Рождество, я сознаю, что Вы, ближайший коллега Марка, некоторым образом были мне близки весь этот год. Сейчас я чувствую…» – Марк сделал паузу и взглянул на меня – «…духовную близость с Вами. Вы замечательный мужчина: сильный, привлекательный…» – имеется в виду, напомню, Жирный Найджел – «…энергичный…» – Марк помолчал и поднял брови – «…творчески мыслящий, потому что быть юристом – это истинно творческая работа. Всегда буду вспоминать о Вас с симпатией, как Вы блеснули…» – теперь он уже смеялся – «…храбро блеснули на фоне солнца и воды. С Рождеством Вас, дорогой, дорогой Найджел! Бриджит».
В отчаянии я плюхнулась на диван.
– Да ладно, – усмехнулся Марк, – все поймут, что ты напилась. Забавно, и всё.
– Мне придётся уехать, – печально констатировала я. – Покинуть страну.
– Знаешь, вообще-то, – Марк опустился передо мной на колени и взял меня за руки, – знаменательно, что ты именно сейчас об этом заговорила. Мне предложили поехать в Латинскую Америку на пять месяцев – поработать с этим мексиканским делом Калабрераса.
– Что-о?..
Вот как всё оборачивается – чего уж хуже.
– У тебя нет причин расстраиваться. Я хотел спросить тебя… поедешь со мной?
Я глубоко задумалась. Думала о Джуд и Шеззер; об «Агнес Би» на Вестбурн Гроув; о капучино в «Койнз-кафе» и об Оксфорд-стрит.
– Бриджит, – мягко окликнул меня Марк, – там очень тепло и солнечно, бассейны.
– Ох! – вздохнула я, жадно бросая взгляды вокруг, по сторонам своей комнаты.
– Я буду мыть посуду, – пообещал Марк. Пули, и рыба, и наркокурьеры, и Ричард Финч, и мама, и дырка в стене, и рождественские открытки…
– Ты можешь курить в доме.
Взглянула на него – такого искреннего, серьёзного, милого: где бы он ни был – хочу быть рядом с ним.
– Да! – счастливая, воскликнула я. – Поеду, с радостью!
* * *
19 декабря, пятница
11.00. Ура! Еду в Америку, чтобы начать всё заново, как первые переселенцы. Ведь это страна свободы. Вчера вечером мы с Марком здорово повеселились. Снова взяли ножницы и искусно придали праздничной ёлке форму маленькой хлопушки. А ещё составили список – завтра пойдём по магазинам. Обожаю Рождество – праздник хорошей, весёлой жизни. Вовсе это не завершение года. Ура! В Калифорнии фантастически прекрасно: там всегда много солнца и миллионы психологических книг (книги о любовных отношениях исключаются), и дзен, и суши, и всякие пользительные явления, вроде зелёных… Ох, господи, телефон!
– Э-э-э, Бриджит… это Марк. – Голос звучит не очень бодро. – Видишь ли, планы немного поменялись. Дело Калабрераса отложено до июля. Но есть другая работа, и мне очень хотелось бы ею заняться… и, э-э-э, я подумал…
– Да-а?… – насторожённо отозвалась я.
– Как бы ты отнеслась…
– К чему?
– К Таиланду?
Что ж, придётся выпить стаканчик вина и выкурить сигарету.
