Ведь что, если ее извинения не примут?
Вдруг она обнажится зря – и только получит по лицу хлестким перечнем своих ошибок?
Нет, ей было намного безопаснее в коконе злости – там, где ее никто не мог достать.
По счастью, Оливер не испытывал таких терзаний.
– Хм, – сказал он как бы невзначай, но на самом деле тщательно взвешивая каждое слово. – Интересно, чего это Алиса там застряла?
Когда Оливер задался этим резонным вопросом, Лейли уже успела снять крышки с нескольких гробов. Поэтому она сперва тяжело отдышалась, спихнула открытые гробы в снег и только затем ответила:
– Я сказала, что, если ее не устраивает эта работа, она может убираться.
Оливер так и остолбенел.
– Что… Но зачем?
Лейли пожала плечами.
– Она заявила, будто ее магия не подходит для омовения мертвецов.
– Но… Лейли…
– А еще она все время допытывается, что со мной не так. Точно я орех, который надо расколоть. – Лейли стащила на землю очередной гроб и резко выдохнула. – Но со мной все в порядке.
При этих словах она взглянула Оливеру прямо в глаза – однако стоило ей на секунду замереть, как отчетливо задрожавшие руки перечеркнули все предыдущие уверения.
Лейли сделала вид, будто ничего не заметила, и быстро потянулась за следующим гробом, но Оливеру хватило здравомыслия ее остановить.
– Если с тобой все в порядке, – сказал он, – что у тебя с руками?
– Ничего, – отрезала Лейли, сжимая трясущиеся пальцы в кулаки. – Устала, вот и все. Длинная выдалась ночка.
Оливер заколебался – спорить с правдой было трудно – и наконец уступил с горестным выражением лица.
– Алиса просто хочет тебе помочь.
– Тогда она должна быть здесь и помогать.
– Ты же сама ее прогнала.
– Когда кто-то действительно чего-то хочет, – пропыхтела Лейли, стаскивая вниз новый гроб, – он за это борется. Не похоже, чтобы она умела бороться.
Оливер запрокинул голову к солнцу и расхохотался.
– Чтобы такое говорить, нужно вообще не знать Алису!
Лейли не снизошла до ответа.
– Святые прянички, – вздохнул Оливер и покосился на одинокую фигурку у сарая. – Могу представить, как ты разбила ей сердце.
На этот раз Лейли удостоила его взглядом. Даже уставилась. После чего со злостью произнесла:
– Если мои слова разбили ей сердце, значит, ее сердце слишком легко разбить.
Оливер с улыбкой склонил голову к плечу.
– Не все такие сильные, как ты, знаешь ли.
Лейли окаменела.
– Ты меня совершенно не понял, – сказала она тихо. – Я вовсе не сильная.
Оливер мгновенно постиг глубину этого признания, но так и не успел ответить. Он еще подыскивал верные слова, когда Лейли рывком выпрямилась – будто шомпол проглотила, – и судорожно вздохнула. Ломик с глухим стуком шлепнулся в грязь. У Лейли подкосились ноги, и она начала заваливаться вбок, прямо на Оливера. Тот поспешил ее подхватить. Ему удалось удержать девочку, но Лейли колотило, в серебряных глазах металась паника. Оливер принялся звать Алису на помощь, и Лейли допустила ошибку, на какую-то долю секунды встретившись с ним взглядом. Оливер смотрел в ответ слишком долго – и увидел слишком много.
Что-то было отчаянно не так.
* * *
Пока Алиса бежала к телеге – лицо ее было искажено таким же ужасом, белые волосы развевались по ветру, – Оливер опустился вместе с Лейли на землю, пытаясь отыскать признаки ранения.
Для девочки, привыкшей проводить все время в одиночестве, такая фамильярность была любопытным и пугающим ощущением. Однако физическая близость даже не подбиралась к началу длинного списка ее тревог. Дело в том, что Лейли не доверяла этим людям и не могла избавиться от мысли, что время их появления, их абсурдно-настойчивые предложения помощи и ее собственная слабость совпали как-то уж слишком удачно. Как вы наверняка догадались, ее ничуть не тронули их сочувственные лица, и она не сочла ни капли романтичной ситуацию, в которой ее разбил недуг – причем на глазах у тех, в чьих помыслах она до сих пор сомневалась.
Поэтому Лейли сделала единственную здравую вещь, до которой додумалась: едва обретя способность двигаться, собрала жалкие крохи сил и высвободилась из объятий Оливера. После чего, спотыкаясь и пошатываясь, побежала к дому – вслед ей неслись встревоженные оклики Оливера и изумленные возгласы Алисы, – рухнула сразу за порогом и заперла за собой тяжелую деревянную дверь. Двое измученных ференвудцев остались на улице.
* * *
Алиса с Оливером колотили в дверь не меньше десяти минут – пока не охрипли от криков и не сбили костяшки пальцев. Наконец их усталость и бессилие слились в одно абсолютное ощущение провала, и коридоры особняка затопила тишина. Лейли с облегчением вздохнула и сделала финальную попытку встать. Увы, не успела она приподняться, как хрупкий покой был нарушен чередой пронзительных воплей.
Мама была тут как тут.
Ее исчезновение прошлой ночью объяснялось банальной трусостью и ничем иным; мамин призрак был так напуган вторжением незнакомцев, что счел за лучшее спрятаться (помощь дочери даже не рассматривалась). Теперь же она вернулась – раздраженная, как никогда в смерти. Позвольте напомнить, что видела и слышала ее только Лейли (которая до сих пор не поделилась своими спиритическими талантами ни с одной живой душой), а потому все происходившее далее было для Алисы и Оливера полной тайной – как бы напряженно они ни прислушивались к звукам в коридоре.
К несчастью, единственные звуки в этот момент издавал бесплотный мертвец. Все, что оставалось Лейли, – стараться не взвыть в голос. Мама загнала ее в угол и принялась визжать и верещать по поводу грязной одежды дочери.
С этим упреком трудно было поспорить.
Все трое детей были перепачканы с головы до ног. Не только потому, что ночь напролет отмывали трупы – сон в снегу тоже сделал свое дело. Алиса и Оливер как следует извозились в слякоти, а Лейли – об этом она в ту минуту еще не знала – вдобавок уснула на крошечном семействе пауков, чьи сломанные лапки до сих пор прилипали к ее ресницам. Возможно, была своеобразная удача в том, что Лейли не успела пригласить гостей в дом или предложить им завтрак: Алиса, которая прямо сейчас выковыряла из уха чей-то синюшный ноготь, точно украсила бы ее кухню высокохудожественными разводами рвоты.
Но и Алиса, и Оливер были слишком измучены и напуганы, чтобы продолжать преследование. Оливер даже думать не мог о том, чтобы сломать еще одно окно или вновь применить к Лейли чары убеждения. Убитый горем, он совершенно сдался, сполз по двери и тяжко замолчал, лишь изредка бросая на Алису удрученные взгляды. Озвучивать свои страхи никто не решался. Нет, им неоткуда было узнать, как ужасно чувствует себя Лейли и каким пыткам подвергает ее сейчас мама.
