– Тоже хорошо, – соврала Лейли и, приложив ладонь ко лбу, обозрела окрестности. Вокруг шаткими штабелями возвышались гробы. Девочке по-прежнему предстояло разложить по ним тела, собрать у всех ногти и опустить под землю.
– Извините, ребята, у меня сегодня куча работы, так что…
Духи застонали.
– У тебя всегда куча работы! – возразил Дин, призрак – ровесник Лейли.
– Да-да, и нас это очень огорчает, – добавил грузный пожилой джентльмен. – Мы бы хотели об этом поговорить.
– Комак надари? – спросила Роксана. – Почему тебе никто никогда не помогает? А отец кохаст? Что за дети были с тобой прошлой ночью? Они могут помочь?
Роксана всегда задавала трудные вопросы. Умерла она довольно молодой – вскоре после сорока, – но, если считать время посмертия, была среди духов старшей. К нынешнему моменту она провела на земле Лейли почти три месяца, что не только делало ее лидером их маленькой призрачной компании, но и устанавливало особую связь между ней и юным мордешором. Для привидений такая симпатия была редкостью – как вы наверняка заметили, большинство из них отличались жестокосердием, – но Роксана была при жизни такой оптимисткой, что это не смогла исправить даже смерть.
Лейли наконец затащила труп в открытый гроб и уже почти собралась ответить на вопрос Роксаны, когда ее отвлекло появление еще трех призраков.
– Привет, Лейли.
– Привеееет.
– Привет, Лей.
– Здравствуйте, – ответила девочка со вздохом. Затем села прямо в грязь, подтянула гроб на колени и принялась пересчитывать пальцы на руках и ногах мертвеца. Удовлетворившись результатом, она спихнула ящик обратно в снег, достала из кармана на поясе треугольную визитку и засунула одним концом в мокрый рот трупа.
ЭТО ТЕЛО ОМЫТО
И ОТПРАВЛЕНО В ЗАПРЕДЕЛЬЕ
ЛЕЙЛИ ЛЕЙЛОЙ ФЕНЖУН
– Выглядишь усталой, – заметил Дин. – Нечестно, что тебе приходится делать все это в одиночку.
– Я бы так хотела помочь, азизам, – сказала Роксана. – Мы бы все помогли. Ты знаешь.
Лейли улыбнулась и привстала на колени. Она ценила свои отношения с призраками, хотя со стороны они могли показаться довольно странными. Лейли часто ощущала себя их матерью и, пока принимала у себя в гостях, старалась держать в строгости – из страха, что однажды они заскучают и сделают живым что-нибудь прискорбное. Обычно она уделяла им больше внимания, но сегодня была так измучена, что могла ответить лишь на самые простые вопросы и тревоги.
Ей действительно предстояла куча работы.
Лейли старалась двигаться с высоко поднятой головой, но в мыслях у нее царил такой туман, что она едва сознавала оставшиеся шаги. Девочка сама чуть не отдала богу душу, пока разложила все пятнадцать чистых тел по гробам и засунула каждому между губ визитку. Теперь оставалось последнее дело – и можно было заколачивать крышки.
Лейли с тихим вздохом потянулась за щипцами.
– Фууу, – протянула Ширин, одна из старших духов. – Ненавижу эту часть. Так мерзко, Лейли.
– Закрой глаза, – терпеливо посоветовала девочка. – Вам необязательно все время смотреть.
Следующие несколько минут она провела, быстрыми отточенными движениями выдергивая ногти с рук и ног мертвецов. Все их она добавила к своей постоянно растущей коллекции, которую хранила в медной коробочке на поясе. Затем Лейли резко ее встряхнула, откинула крышку, закрыла глаза и наугад выбрала шесть ногтей. Это был ключевой этап в процессе захоронения, потому что только человеческие ногти могли удержать гробы навечно закрытыми.
Лейли отстегнула от пояса латунный молоток и тщательно вбила грязные ногти в дерево. К счастью, постоянная мелкая дрожь ее оставила; усилившийся тремор, как осознала Лейли, теперь приходил волнами, и она поспешила воспользоваться передышкой между приступами.
Когда все гробы были надлежащим образом заколочены, Лейли достала клеймо и мягко подула на металл. Железо немедленно засияло оранжевым, выбрасывая в холодный воздух облачка пара. Лейли с механическим проворством проштамповала крышки печатью мордешора, оттащила тяжелые деревянные ящики на кладбище и наконец один за другим вплавила в землю.
Пожалуй, этот этап был самой завораживающей частью работы мордешора, потому что затрагивал простую и бесконечно причудливую грань ее магии. Когда мертвец был готов отправиться в Запределье, Лейли опускалась перед гробом на колени и мягко вдавливала его в почву. С этой секунды труп становился не ее заботой.
Хотя…
Да, оставалась еще одна мелочь.
Финальный акт похорон вызывал у духов наибольший восторг, и теперь они сгрудились вокруг Лейли – взволнованные, гордые и благодарные, – чтобы узреть одно последнее чудо.
Девочка преклонила колени перед каждой свежей могилой и извлекла изо рта пятнадцать розовых лепестков – по числу покойников. После чего вкопала их прямо в мерзлую землю.
Не прошло и пары секунд, как ее пробили побеги – и на могилах заалели полностью распустившиеся цветы. Магия казалась незамысловатой, но розы, выращенные мордешором, цвели вечно, в любой мороз и непогоду. Они воплощали одну бесспорную правду:
Этот человек когда-то жил.
Кладбище Лейли представляло собой прекрасный печальный розарий – бескрайнее море из сотен тысяч цветов, олицетворяющих воспоминания о каждой душе, к которой притронулась юная мордешор и ее предки.
После этого она наконец повалилась в снег – изможденная за гранью всяческих описаний, с трясущимися руками, серебряными до самых локтей. Сорок оставшихся призраков столпились вокруг нее, шепча слова благодарности, – а затем сделали то, что делали всегда, когда Лейли засыпала на работе. Они позвали на помощь птиц.
Через несколько мгновений дюжина пернатых друзей нырнула к земле, ухватила Лейли когтями за одежду и бережно перенесла в особняк.
* * *
Лейли проснулась, будто от толчка.
Солнце немного сдвинулось вправо; на холмы опускались огромные тонкие снежинки. Лейли сидела, привалившись к дверям особняка и даже не подозревая, сколько проспала. Но утреннее тепло уже ушло, и девочка, подавив дрожь, осознала, что потеряла минимум час.
Она поднялась на ноги.
В сарае по-прежнему дожидались сорок трупов, и Лейли нужно было поторопиться и найти Алису и Оливера до того, как станет слишком поздно. Она понятия не имела, далеко ли ушли ее гости и сколько времени она потратит на их поиск, но знала, что перед уходом из дома хорошо бы привести его в порядок.
И, конечно, забрать свои кости.
Каждый мордешор рождался с двумя скелетами: одним обычным, скрытым под кожей, и вторым, который полагалось носить на спине. Это был знак их двойственной жизни – и вечно сопутствующей им смерти. Лишний скелет хранился, тщательно разложенный и закрепленный, в церемониальном футляре, где кости росли по мере взросления мордешора, словно обычные. Они составляли такую же неотъемлемую часть его тела, как уши или нос, и мордешор никогда не выходил без них из дома.
