Тогда он и не представлял, что это имя станет для него источником таких мучений.
Теперь, на полпути к дому, Оливер мог думать только о том, как вернуться в Чаролес. Ему не терпелось добраться до Ференвуда, чтобы отыскать путь обратно – на этот раз в одиночку, без плачущей Алисы, которая ударилась в слезы сразу же после того, как папа объяснил ей всю глубину и непоправимость ее провала.
Оливер сомневался, что выдержит еще двадцать четыре часа рыданий над ухом.
Нет, он отнюдь не был жестоким; Оливер отлично знал, как ужасно для ференвудца провалить Задание. Ему оставалось лишь гадать, какое унижение придется вынести Алисе по возвращении. Она стала причиной таких бедствий, что собственному отцу пришлось отзывать ее с миссии и конвоировать домой. Это было не просто ужасно, это было неслыханно. Оливер глубоко сочувствовал подруге и – хотя не признался бы в этом даже под пытками – тихонько сомневался, можно ли пережить подобный позор.
Однако некая его часть – часть, которую он не хотел и не собирался признавать, – холодно задумывалась, а не заслужила ли Алиса такое наказание. В конце концов, она действительно могла справиться лучше. Она должна была справиться лучше.
Но только все испортила.
– Когда ты выиграла Сдачу, – объяснял им чуть раньше Алисин папа, – то получила пятерку – высшую из возможных оценок, означающую, что в этом году ты оказалась лучшей. Но пятерка означала также, что твое Задание будет намного труднее Заданий ровесников.
– Но оно и было труднее, – начала было Алиса, однако отец прервал ее взмахом руки.
– Намного труднее, Алиса. Омовение мертвецов, восстановление иссякшей магии, – он сделал неопределенный жест в воздухе, – все это было трудно, да. Но не слишком. В этих задачах не было глубины, лишь механическое повторение. Тебе следовало мыслить более многогранно, дорогая.
Алиса заморгала, от неожиданности забыв даже рыдать.
– Ты решила самую очевидную проблему, – мягко продолжил папа. – Выбрала самый легкий путь.
– Но папа, – возразила Алиса. – Это было совсем не легко! Мы ведь сперва даже не знали, что Лейли больна…
Тот покачал головой.
– Это была проверка, милая. – Папины губы улыбались, но веселье не достигало глаз. – Станешь ли ты решать самую простую проблему? Или разглядишь настоящую, скрытую под первой, иллюзорной?
– Но Лейли умирала, – в отчаянии проговорила Алиса. – Я что, должна была дать ей умереть? Тогда я бы вообще ей не помогла!
– Как ты не понимаешь, милая, – и отец взял ее за руку. – У процесса исцеления всегда две стороны.
Алиса молчала целую вечность. После чего наконец прошептала:
– Нет, пап. Не понимаю.
Только тогда Оливер, который больше не мог все это слушать, позволил себе вмешаться – может быть, чуть резче, чем следовало:
– Лейли нуждалась в цвете, да, но еще она нуждалась в друге. Ей нужна была настоящая помощь, Алиса. А не лейкопластырь.
Девочка обернулась к нему с глазами, полными слез.
– Но я думала… Д-думала… Что помогаю…
– Твоя помощь Лейли заняла всего несколько часов, – сочувственно сказал папа. – За столь краткий период ты нашла лишь временное решение куда более серьезной проблемы. И, игнорируя эту проблему, невольно запустила механизм, который окончательно разрушил жизнь Лейли.
Папа вздохнул и прикрыл глаза – сам лишенный последних сил.
– Когда мы отправляем наших детей на Задание, – продолжил он, – то ждем, что их работа займет куда больше нескольких часов. Вероятно, многие месяцы. Мы надеемся, что плоды их трудов окажутся по-настоящему живительны; что доброта их сердец будет сиять тем, кому они помогли, даже спустя годы. Лейли исцелилась бы и сама – медленнее, но надежнее, – если бы ты просто оставалась рядом и каждый день понемногу облегчала ее ношу. Благодаря тебе она научилась бы работать, не надрываясь, делать перерывы, давать отпор горожанам, которые пользовались ее безответностью, – и так, постепенно, избавилась бы и от физического недуга. – Папа сделал паузу и внимательно посмотрел на дочь. – Ты так и не поняла, Алиса? Старейшины Ференвуда разглядели в тебе два великих таланта: не только способность управлять цветом, но и твое сердце.
– Мое сердце? – изумилась девочка.
Отец улыбнулся.
– Да, дорогая. Старейшины заметили и оценили твою неожиданную дружбу с Оливером, который – прости, Оливер, – прежде был не самым приятным в общении человеком.
Мальчик нахмурился.
– Вы вырастили эту привязанность на коварной, изменчивой земле Итакдалии, известной своим умением разделять людей. Среди царящего там безумия вам удалось выковать нечто прекрасное, и это не могло не вызвать восхищения. А потому мы понадеялись, что ты сделаешь то же самое и для Лейли. Ты должна была вылечить ее одновременно магией и сердцем. Завоевать ее доверие и стать таким другом, на которого она смогла бы однажды положиться. Исцелить ее не снаружи, а изнутри. Видишь ли, именно дар времени – и сострадания – наиболее ценен для человека в беде. Это правда, что ты оставила ее со здоровым телом. Но душа ее сейчас мучается так, как никогда в жизни.
После этих слов пристыженная, боящаяся даже думать о будущем Алиса расплакалась навзрыд – и не смогла остановиться и через несколько часов.
* * *
Остаток пути прошел в молчании. Оливер пытался заглушить плач Алисы собственными причитаниями – и некоторое время даже успешно с этим справлялся, – но затем, во-первых, задохнулся от боли, которую сам выпустил на свободу, а во-вторых, задался вопросом, который заставил мальчика и вовсе онеметь. Сможет ли он когда-нибудь простить себя за то, что они натворили?
Он должен, обязан был все исправить.
Оливер Ньюбэнкс знал, что на самом деле виноват не меньше Алисы. Именно он выложил друзьям новость о болезни мордешора и не смог обуздать свои страхи по этому поводу. Именно из-за него Лейли поддалась легкомыслию. Если бы они с Алисой вообще не заявились на порог особняка, Лейли никогда бы не поехала на Ялду и не оставила своих духов. Хорошо, допустим, от их присутствия мордешору все же была какая-то польза. Но если бы они не потащили ее из дома… Если бы не были так эгоистичны и нетерпеливы… Если бы по-настоящему прислушались, когда она наконец набралась мужества попросить их о помощи…
Нет, Оливер не собирался себя прощать.
Они могли бы неустанно работать первые несколько ночей, – пока не отправят в Запределье скопившиеся у Лейли тела. Они могли бы предотвратить все ужасы Ялды: побег призраков, их гнев и жажду мести. Они могли бы глубже вникнуть в проблемы Лейли и тщательнее разузнать обстоятельства ее жизни.
Они могли бы, снова и снова повторял Оливер про себя. Но не сделали.
Это по их вине отца Лейли убили. Это по их вине Лейли грозило потерять то немногое, что у нее оставалось. Они с Алисой вторглись в жизнь мордешора и разрушили все, что было там ценного. С этой точки зрения становилось совершенно неважным, сумеет ли Оливер когда-нибудь простить себя.
