Полагаю, будь Оливер чуть опытнее, он бы взглянул на свою «болезнь» совершенно другими глазами. Увы, в последующие четыре года ему предстояло задаваться этими вопросами еще тысячи раз. Именно столько времени понадобилось, чтобы Лейли Лейла Фенжун сделала первый настоящий шаг ему навстречу. Только через четыре года она взглянула на него так, как он хотел, улыбнулась и безо всяких слов ответила, что тоже его любит.
Оливеру пришлось прождать целых четыре года ради пяти секунд, но эти пять секунд перевернули абсолютно всю его жизнь.
Увы, прямо сейчас ему было только четырнадцать.
И в окно его колотила какая-то сумасшедшая птица.
Это была та же птица, которую он согнал с плеча по пути домой – ценой прорехи на новой рубашке. Он немедленно узнал богатое пурпурное оперение и длинный белый клюв; но то, что мальчик ее узнал, не подразумевало, будто ему есть до нее хоть какое-то дело. Оливер понятия не имел, с чего она вздумала стучать ему в окно – насколько он помнил, для ференвудских птиц такое поведение было нетипично, – но любопытство в конечном итоге пересилило.
Оливер нехотя подошел к единственному огромному окну в своей комнате и прижал ладони к стеклу.
– Ну чего тебе?
Птица продолжала стучать.
– Бешеная, что ли? – громким шепотом продолжил мальчик.
Птица колотила по окну так, будто вознамерилась сломать или стекло, или клюв.
Оливер сердито распахнул раму, собираясь прогнать надоеду взмахом руки, но в ту же секунду был атакован армией пауков. Произошедшее далее запомнилось ему как самый ужасный в жизни опыт (причем он этого не отрицает). Не успел Оливер заорать («И вовсе я не собирался орать», – просит уточнить он), как сотни пауков оплели его голову множеством сетей, намертво залепив рот липкой паутиной. Мальчик подумал, что прямо тут и умрет от страха. Он пытался звать на помощь, но из склеенного рта вырывалось только глухое мычание; пытался стряхивать насекомых, но их было слишком много. Когда все его конечности оказались надежно спеленаты, пауки взвалили рухнувшего Оливера на свои хитиновые спинки и втащили на подоконник. Там пурпурная птица крепко ухватила его когтями и понесла, мерно взмахивая крыльями, к морю.
* * *
Наверное, пора кое-что прояснить: неправда, будто все сорок восемь часов дороги до дома Алиса только сидела и истерически рыдала. Оливер, по ее словам, значительно сгустил краски. Да, она плакала – но слезы не лишили ее обычного здравомыслия. Совсем наоборот.
Поэтому Алиса плакала и думала.
Те читатели, которые помнят приключения Алисы в Итакдалии, наверняка согласятся, что от этой девочки было не так-то просто добиться покорности. Нет, нет и еще раз нет. У Алисы было шелковое сердце и стальной хребет, и никакие водопады слез не помешали бы ей при необходимости дать обидчику в зубы. И теперь она была не просто расстроена, но и настроена решительнее, чем когда-либо в жизни.
Ей нужно было исправить все ошибки.
Ей нужно было вернуться в Чаролес – но как?
Стояло еще утро, но родители сразу отправили ее в спальню и запретили выходить иначе как для приема пищи и в туалет. Алисе полагалось смирно сидеть в комнатке, которую она делила с тремя младшими братьями (к счастью, те сейчас были в школе), и думать о своем поведении.
Что ж, о нем Алиса уже подумала. И у нее начало иссякать терпение.
Дом Алисы, как и дом Беньямина, был невероятно скромным – таким скромным, что она боялась лишний раз вздохнуть, чтобы не насторожить родителей в соседней комнате. Поэтому некоторое время девочка сидела совершенно неподвижно, прикладывая титанические усилия, чтобы не ерзать, не шуршать и не шмыгать. Она сунула руки под колени и застыла в этой позе, точно статуя, беззвучно считая тянучие секунды. Только когда родительская бдительность была надежно усыплена, Алиса на цыпочках – очень, очень тихо! – прокралась к двери и прижалась ухом к дереву, прислушиваясь, не раздастся ли откуда-нибудь мамин или папин голос. Однако они, по-видимому, были далеко, так что Алиса наконец сунула руку в карман и извлекла на свет своего извивающегося безбилетника.
Хафтпа гордо развернул веер у нее на ладони.
– Привет, дружок, – прошептала Алиса и улыбнулась.
Хафтпа помахал ей лапкой.
– Он уже здесь? – продолжила Алиса шепотом.
Хафтпа запрыгал у нее на ладони.
– Это значит «да»? Ты знаешь, где он?
Снова энергичные прыжки.
– Ладно, – решила Алиса. – Я сейчас заберу рюкзак, сотворю маленькое волшебство, и уходим. Держись рядом, понял?
Паук опять принялся скакать, со всем заранее согласный. Хотя они были знакомы только пару дней, он уже обожал эту бледную девочку и был невероятно взволнован, что в грядущем приключении ему отведена такая важная роль. Поэтому он счастливо пробежался по Алисиной руке, обогнул локоть, вскарабкался на плечо и наконец с удобством спрятался у нее за левым ухом.
Пожалуй, здесь стоит отметить, что Алиса никогда бы по доброй воле не использовала магию против родителей. Это была удивительно покладистая девочка, которая любила свою семью (и особенно отца) с такой силой чувств, которую редко заподозришь в тринадцатилетнем подростке. Но вся ситуация просто не оставила Алисе выбора. Ей срочно нужно было попасть в Чаролес, а отец ни за что не отпустил бы ее из дома. Позже, пообещала себе Алиса, она с радостью примет любое самое тяжелое наказание – но сейчас должна поступить по совести.
Ей даже не пришлось щелкать пальцами.
Крохотное усилие ума – и весь дом стал черным.
Алисина способность управлять цветом проявлялась сразу во множестве отношений, – но эффектнее всего показывала себя, когда девочка обесцвечивала окружающий мир. Сейчас она попросту перекрасила дом – и родителей в придачу, – погрузив их мирок в беспросветную тьму. Конечно, родители разгадали ее замысел – но она уже схватила рюкзак, выскочила на улицу и понеслась прочь, в то время как в спину ей неслись возмущенные вопли: «А ну-ка вернитесь немедленно, юная леди!»
Когда Алиса сняла чары, она была уже далеко.
Видите ли, в то злополучное утро, когда их выдворили из Чаролеса, Алиса Алексис Квинсмедоу (и ее верный соратник Беньямин Феланкасак) успели разработать Запасной План на Случай Непредвиденных Обстоятельств. Мадаржун пыталась (это ключевое слово) оттащить сына от душераздирающей сцены, которая разворачивалась на заднем дворе, – полагая, что хотя бы в такой момент Лейли нужно оставить в покое. Но Беньямин, чье сердце было разбито всем увиденным и услышанным, просто не мог уйти домой. В конце концов он выбрал компромисс и спрятался за ближайшими деревьями, решив, что кинется на помощь, как только она понадобится. Именно он подстроил то судьбоносное совпадение, бросив в окно камешек и заставив Алису выглянуть на дорожку, по которой уже шагал ее отец.
На самом деле Алиса заметила папу и Беньямина одновременно. Врожденная мудрость подсказала ей, что сейчас лучше не привлекать внимания к приятелю; а потому она встретилась с ним глазами, прижала палец к губам и снова скрылась в особняке, лихорадочно раздумывая, как же быть. В последующем хаосе Алисе хватило времени ровно на то, чтобы ускользнуть на улицу, сжать руку Беньямина и прошептать:
