Оказалось, что с теми, кто защищался, татары расправились с особой жестокостью. Такого мужчину они старались не убить, а захватить раненым, и если это удавалось, то отрезали у него гениталии и заталкивали ему в рот. Затем несчастную жертву связывали и оставляли умирать либо от потери крови, либо от удушения собственной разлагавшейся плотью.
Миранду мутило, а ноги сделались словно ватными. В конце концов ее вырвало, потом – еще раз и еще, только теперь уже ее рвало горькими сгустками желчи. Собравшись с силами, она заставила себя сделать глубокий вдох, потом выдох, а потом опять долгий вдох. Наконец дыхание восстановилось, и ей стало немного лучше.
Стараясь смотреть только себе под ноги, чтобы не видеть леденящие кровь картины, возникавшие по обеим сторонам дороги, Миранда медленно побрела вперед. Тело и одежда стали мокрыми от липкого холодного пота, голова раскалывалась от боли, но она упорно делала шаг за шагом, шаг за шагом, шаг за шагом…
Татарский отряд гнал захваченных рабов без остановки, и вечером того же дня, когда до российских властей в Одессе еще не дошло известие о нападении на имение князя Черкесского, они уже пересекли границу. Когда начало смеркаться, они, наконец, остановились у какого-то ручья. И скоро в лагере запылали костры, а в воздухе стал разноситься вкусный запах жареного мяса. Миранда сидела у повозки одна, когда к ней подошел Бюри и сунул ей в руки оловянную тарелку.
– Одна из рабынь просится к тебе, – сказал он. – Говорит, что была твоей горничной.
– О, конечно, приведите ее, если можно, – сразу же ответила Миранда, подумав, что речь идет о Марфе.
Однако обнаженная женщина с выпуклым животом, пришедшая под конвоем Бюри, оказалась не Марфой, а миниатюрной миловидной блондинкой с косами соломенного цвета и голубыми глазами, в которых застыла мольба. Миранда не была знакома с этой женщиной, но сразу поняла, кто это такая.
– Миньон, милая, слава богу, ты жива! Садись сюда, рядом со мной. – Она расправила накидку, на которой сидела, затем повернулась к Бюри. – Не могли бы вы попросить хана Арыка, чтобы мою служанку оставили со мной и вернули ей одежду? Она не сбежит.
Татарин пообещал передать просьбу хану и ушел.
– Вы знаете меня? Откуда? – спросила Миньон на прекрасном французском.
– Лука часто говорил о вас, и, разумеется, Саша рассказал мне вашу историю.
– Почему эти звери относятся к вам лучше, чем к другим? – спросила Миньон.
Миранда рассказала про договоренность о выкупе.
– Вам повезло, – вздохнула француженка.
– На данный момент – да. Только они не собираются освобождать меня за выкуп, – спокойно сказала Миранда. – Саша предупредил меня об этом перед тем, как меня увели. Однако он успел сообщить, где в Стамбуле находится английское посольство. Я собираюсь убежать, когда нас туда приведут. Хотите со мной? Покажем им, как связываться с американкой и француженкой, которые знают, что такое свобода!
Лицо Миньон неожиданно осветилось улыбкой.
– О боже, конечно! Это же мой шанс вернуться во Францию! И поверьте мне, мадам, если все получиться, я больше никогда не уеду дальше пригородов Парижа!
– А как же ваши дети?
– Я не знаю, какие из тех детей, что я видела на ферме – мои, – спокойно ответила Миньон. – Я только рожала, а увидеть их могла только тогда, когда проходило слишком много времени, чтобы узнать их среди других детей. Я сейчас на четвертом месяце, и если наш план удастся, то я, наконец, рожу ребенка, которого буду воспитывать сама.
Вернулся Бюри и бросил Миньон галабею. Та с благодарностью посмотрела на Миранду.
– Мерси, мадам!
Миранда кивнула ей и повернулась к татарину.
– Что сказала хан?
– Что можете оставить служанку у себя. Он также сказал, чтобы вы спали этой ночью под повозкой. Старый Олгу будет охранять вас. Он приказал воинам, чтобы они вас не трогали. Однако люди празднуют победу, а пьяные далеко не всегда ведут себя благоразумно и помнят приказы. Поэтому будьте начеку, – добавил он и растворился в темноте.
Миранда пододвинула к Миньон свою тарелку с мясом, предлагая разделить с ней ужин. Однако француженка отказалась.
– Я уже ела, – сказала она, – а вы обязательно поешьте. Это ягнятина. Очень вкусная.
Миранда последовала совету француженки, так как прекрасно понимала, что ей жизненно необходимо восстановить силы и сохранить ясность мысли. Она обглодала мясо до кости и даже высосала мозг из самой крупной косточки.
– Как вы думаете, можем мы попить воды из ручья? – спросила Миранда.
– Почему бы нет? – Миньон осмотрелась. – Здесь все слишком увлечены пьянством, поэтому на нас не обратят внимания.
Женщины поднялись на ноги.
– Мы хотим набрать воды, – обратилась Миранда к Олгу на местном наречии и указала на ручей. – Это не запрещено?
Старик, кряхтя, поднялся на ноги, утвердительно кивнул и пошел вместе с ними к ручью. Там он, гримасничая и похохатывая, наблюдал, как женщины, прежде чем подойти к воде, стыдливо справили в кустах нужду. Напившись, они вернулись к повозке, присели на нее и увлеклись разговором о том, как жили до того, как попали на ферму князя Черкесского.
Миньон родилась в год взятия Бастилии. Она была дочерью герцога и простой крестьянки. Венчаны родители, естественно, не были. Мать увезла ее в небольшую нормандскую деревушку, где жили ее родственники. Революционный террор те места практически не затронул. Отец же бежал в Англию, где благодаря титулу и красоте вскоре женился на знатной и богатой девушке. Но затем к власти пришел Наполеон, он вернулся во Францию, и через какое-то время император за верную службу вернул ему все ранее конфискованные поместья.
Когда Миньон было десять, мать получила от него письмо. Деревенский священник хотя и выразил недовольство по поводу переписки с бывшим любовником, но все же прочитал ей письмо. Герцог писал о том, что его внебрачная дочь должна получить образование, и сообщал, что готов выделить на это деньги. Мать Миньон послушно выполнила этот наказ, а отец, в свою очередь, начал присылать деньги, которые приходили ежегодно после новогодних праздников. Воочию Миньон впервые увидела отца через пять лет, когда ей было пятнадцать, и первым делом спросила:
– Почему ты хочешь, чтобы я училась?
– Потому что я хочу, чтобы в следующий раз среди простолюдинов, взбунтовавшихся против своих господ, было хоть на одну крестьянку меньше, – проворчал герцог.
Отец с дочерью весело рассмеялись и вскоре стали добрыми друзьями. Он помог ей перебраться в Париж и отправил в очень хорошую монастырскую школу, в которой не только ликвидировали имевшиеся в ее образовании пробелы, но и научили манерам, необходимым настоящей даме. В восемнадцать лет, закончив школу при монастыре, Миньон стала учительницей в муниципальной школе, считавшейся одной из лучших в Париже, а в двадцать получила великолепное предложение из Санкт-Петербурга – ей предлагали занять место гувернантки в доме княгини Тумановой. Что произошло после этого, Миранда уже знала.
