Поднявшись с сиденья, Мирза спрыгнул на берег, затем подхватил Миранду на руки и понес в сторону виллы. Увидевшие это рабы тотчас распахнули все двери, через которые надо было пройти, чтобы попасть в спальню. Принц нес свою драгоценную ношу, ни на секунду не останавливаясь, и руки рабов бесшумно закрывали за ним двери. Миранде навсегда запомнилась царившая в доме тишина, лишь временами нарушаемая шелестом ночного ветерка за окнами.
Висевшие под потолком хрустальные масляные светильники освещали спальню принца мягким золотистым светом, а едва уловимый запах горевшего в них масла делал обстановку по-домашнему приятной. Стены комнаты были декорированы шелком цвета слоновой кости, такого же цвета был лежавший на полу толстый ковер, а огромную кровать закрывали занавески из зеленого шелка, довольно тяжелые на вид.
Помимо мебели из орехового дерева с позолотой в стиле Людовика XV, в комнате находились несколько редкой красоты китайских фарфоровых ваз, посуда и статуэтки из венецианского хрусталя, а также множество самых разнообразных золотых и серебряных безделушек. Миранда впервые видела столько дорогих вещиц, собранных в одном сравнительно небольшом помещении.
В углу спальни стояло высокое венецианское зеркало в золоченой барочной раме, и Эддин-хан, усадив Миранду прямо напротив него, начал неторопливо раздевать. Она же смотрела в зеркало как зачарованная. Вот красивые мужские руки сняли с ее плеч длинный бурнус, расшитый жемчугом… А вот уже снимают с ее бедер пояс, затем изящные пальцы принца ловко расстегнули жемчужные пуговицы розовой туники, и теперь на ней оставались только бледно-розовые шаровары и такого же цвета легкая шемизетка из газа.
Чуть помедлив, Эддин-хан начал стаскивать шемизетку, но Миранда, перехватив его руку, крепко сжала ее. Тут их взгляды встретились в зеркале, и ей показалось, что даже принц слышит гулкие удары ее сердца. А он стоял неподвижно, не пытаясь что-либо предпринять, и стало ясно, что он готов был подчиниться ее воле. Наконец Миранда разжала пальцы, а ее руки медленно опустились. И тогда принц обнажил ее груди и приподнял их ладонями. Соски тотчас набухли и сделались похожими на бутоны роз. Тут Мирза пристально посмотрел на ее отражение в зеркале и тихо проговорил:
– «О, ты прекрасна возлюбленная моя, ты прекрасна, и два сосца твои – как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями». – Услышав этот глубокий грудной голос, столь страстный и проникновенный, Миранда невольно прослезилась, а Эддин-хан с улыбкой пояснил: – Это строки из «Песни песней» царя Соломона. Знаешь такую? Правда, я цитирую выборочно – то, что приходит на ум именно сейчас. «Живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино», – прошептал он, щекоча губами ее шею и одновременно снимая с нее шаровары. – «Чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями». – Пальцы его коснулись выпуклости между ее ног. – Эти слова написаны в вашей священной книге, но едва ли о ней рассказывают маленьким пуританским девочкам. Песни, собранные в ней, приписываются великому иудейскому царю Соломону, сыну Давида. В них рассказывается о радостях и удовольствиях, которые дарят друг другу жених и невеста, становясь супругами.
Эддин-хан потянул ее за руки, осторожно поднимая со свертка шелковой материи, на котором она сидела, и теперь они оба отражались в зеркале в полный рост. Чуть помедлив, Миранда стала освобождать принца от одежды. Сняв белый шелковый халат, она обнажила бронзовую от загара мускулистую грудь и, прижав к ней ладони, посмотрела в глаза Мирзы.
– Ты цитировал слова жениха о невесте, Эддин-хан. А сама невеста что-то говорит в этой песне?
– Конечно, – ответил принц. – «Возлюбленный мой бел и румян, кудри его волнистые, черные как ворон, губы его – лилии, что источают текучую мирру, живот его – как изваяние из слоновой кости, уста его – сладость, и весь он – любезность. Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой», – процитировал он немного нараспев, и от этих произнесенных мягким грудным голосом слов Миранда ощутила внутреннюю дрожь. И она даже не сразу заметила, как принц скинул с себя шаровары, так что теперь тоже был полностью обнажен.
– А дальше? – спросила Миранда. – Что они еще говорили?
Тут сильные руки принца обвили ее, их обнаженные тела соприкоснулись, и она ощутила грудью его грудь, а бедрами его бедра. Склонив голову, он прильнул губами к ее губам, затем, немного отстранившись, продолжил цитировать «Песнь песней», чередуя слова с поцелуями.
– «Да лобзает он меня лобзанием уст своих… Ибо ласки его лучше вина… Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его».
В следующую секунду их губы слились в страстном поцелуе, и Миранда, обвивая руками шею Эддин-хана, прижималась к нему все сильнее. Внезапно он подхватил ее на руки, медленно пронес через комнату и осторожно опустил на кровать. Серебристые волосы Миранды мерцающим нимбом рассыпались по подушке, а принц, чуть приподняв ее узкую ступню, продолжил:
– «О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая». – Он поцеловал ее лодыжку, затем губы его заскользили выше, покрывая поцелуями ногу Миранды. – Округление бедер твоих – ожерелье, дело рук искусного художника…»
Теперь принц покрывал поцелуями ее живот и бедра, а ее тонкие пальчики неспешно перебирали его черные вьющиеся волосы. Мирза не делал ничего против ее воли, а ей казалось, что она позволяла ему слишком мало, и потому очень хотелось дать ему как можно больше – странное и обескураживающее ощущение. При этом его волшебный голос проникал в самое сердце, растапливая накопившийся в нем лед и пробуждая дремавшие желания.
– «Возлюбленный мой начал говорить мне, встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот зима уже прошла, дождь миновал, перестал. Цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей… Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!»
Эддин-хан коснулся губами самого интимного места Миранды, и ее ноги словно сами собой раздвинулись. Тут принц начал ласкать ее, дотронулся языком до бугорка блаженства, и Миранда громко вскрикнула, по телу же ее прокатилась дрожь. А принц продолжал ее ласкать, все сильнее распаляя страстное желание, заполнявшее тело Миранды словно расплавленное золото. Наконец дыхание ее сделалось хрипловатым и прерывистым, и теперь из горла раз за разом вырывались стоны. О боже, она еще никогда не испытывала ничего подобного! Никогда, никогда, никогда!..
– О, Мирза!.. – крикнула Миранда, не слыша собственного голоса и не понимая, слышал ли ее он.
Принц поднял голову, и Миранда увидела его пылавшие страстью глаза. Он медленно, очень медленно приподнялся на локтях, подвинулся вперед и накрыл ее своим большим телом.
– «Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами», – услышала Миранда и в тот же миг ощутила, как принц осторожно входил в нее. Она приподняла бедра ему навстречу, а он, погружаясь в нее все глубже, продолжил: – А потом, моя дорогая, невеста сказала: «В тени ее я люблю сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей. И он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною – любовь».
