Феор с жадностью накинулась на хлеб и сыр, почти не смущаясь тем, что может орудовать только одной рукой. Бобби так пристально пялился на нее, что Винтер в конце концов искоса поглядела на капрала:
– Ты что, никогда не видел хандараев?
– Никогда, сэр. Не считая вчерашнего дня, конечно. – Он поколебался. – Она понимает, что мы говорим?
– Не думаю, – ответила Винтер и окликнула: – Феор!
Девушка с набитым ртом подняла голову.
– Ты хоть сколько-нибудь знаешь ворданайский? Наш язык?
Феор помотала головой и продолжила трапезу. Винтер пояснила Бобби, что означал этот жест.
– Вы недурно владеете их наречием, – заметил капрал.
– Я провел здесь два года, – сказала Винтер.
Честно говоря, дело было совсем не в этом – многие ветераны довольствовались парой хандарайских слов, которые позволяли сделать заказ в таверне или борделе, но Винтер, исследуя город, усердно изучала местное наречие. При нынешних обстоятельствах, правда, ее, так сказать, увлечение могло показаться подозрительным.
Феор доела хлеб, напилась из фляжки и издала едва слышный вздох. Затем, словно только сейчас увидев Бобби, села ровнее, и на лице ее вновь появилось суровое выражение.
– Спасибо тебе, – произнесла она.
Винтер перевела эту благодарность Бобби и сказала Феор:
– Он не знает вашего языка.
Девушка кивнула, и взгляд ее стал отрешенным, как будто она о чем-то напряженно размышляла.
– Послушай… – начала Винтер, но Феор предостерегающе подняла руку.
– С твоего позволения, мне нужно кое-что сказать, – проговорила она и собралась с духом. – Винтер дан-Игернгласс, я не глупа. Или по крайней мере, мне так кажется. И прекрасно понимаю, что вы сделали для меня. Я не вполне понимаю, почему вы так поступили… – уголки ее губ дрогнули, – однако то, что я не знаю причин вашего поступка, не умаляет истинности того, что вы спасли мою жизнь – и явно не затем, чтобы сделать меня своей рабыней или наложницей.
С этими словами Феор поклонилась Винтер, а потом Бобби – так глубоко, что едва не коснулась лбом пола.
– Я всем сердцем благодарю вас обоих.
Винтер неловко кивнула.
– Она благодарна нам, – пояснила она в ответ на вопросительный взгляд капрала.
– И поскольку вы вручили мне сей дар, – продолжала девушка, – я его не отрину. Скажите мне, что и как я должна делать, – и я исполню все беспрекословно. Полагаю, что если бы вы намеревались поступить со мной дурно, то у вас уже была возможность осуществить это намерение.
Винтер опять кивнула. После этих слов с души ее свалился небольшой, но увесистый камень. Если бы Феор оказалась дурочкой или упрямицей, она вполне могла бы не только раскрыть свое присутствие в лагере, но вдобавок подвести под наказание Винтер и всех остальных.
– Я и сам пока что не решил, как нам быть, – произнесла Винтер. – Надеюсь, мы сможем найти какое-нибудь безопасное место и там тебя отпустить, но на это потребуется время.
Феор склонила голову.
– Если будет на то воля богов.
– Можно тебя кое о чем спросить?
Девушка кивнула.
– Как ты оказалась с этим войском? – Винтер поерзала, чувствуя неловкость. – Ты совсем не похожа на… – она замялась, подбирая хандарайские слова, – на тех, кто служит Искуплению.
Феор рассмеялась. Впервые Винтер увидела девушку веселой, и этот смех чудесным образом преобразил черты сурового лица. В глазах Феор заплясали искорки.
– Нет, – сказала она, – я не из их числа. Я была пленницей Ятчика дан-Рахкса.
– Ангела… – Винтер беззвучно зашевелила губами. – Ангела победы?
– Ангела… – Феор прибавила пару незнакомых Винтер слов. Заметив непонимание на лице собеседника, девушка продолжала: – Высокопоставленные служители Искупления присваивают себе имена ангелов. Этот священник был предводителем войска правоверных.
– Зачем он взял тебя с собой?
– Потому что он невежествен. Он считает – считал, – что у меня достанет силы противостоять магии вашего вождя.
Теперь рассмеялась Винтер.
– Наш полковник вовсе не колдун – по крайней мере, по моим сведениям.
Слово «колдун» в этом случае было не самым подходящим, однако Феор, судя по всему, уловила суть сказанного. Девушка покачала головой.
– В вашем войске есть весьма могущественный маг. Малик дан- Белиал предупредил нас об этом, и сейчас, вблизи, это чувствую даже я. Невежество Ятчика заключалось в том, что он считал, будто я могу защитить его от этого человека. Сила, которой я обладаю, предназначена совсем для другого.
– Сила, которой ты обладаешь? Потому что ты – возлюбленная богов? – Винтер тревожно поежилась. От разговоров о религии ей всегда становилось не по себе.
– Нет. – Лицо Феор вновь стало отрешенным. Голос ее зазвучал медленно и осторожно, словно ей вдруг стало трудно говорить. – Потому что я – наатем.
Винтер помолчала. Она сталкивалась с этим словом и прежде, но до сих пор не узнала его точного перевода. Говоря «наатем», хандараи, судя по всему, имели в виду колдуна или чародея, однако в ином смысле и без того зловещего оттенка, которым эти слова обладали для слуха ворданаев. Дословно «наатем» означало «тот, кто прочел». Впрочем, даже в представлении хандараев наатемы были существами из легенд или волшебных сказок. Ни один хандарай из тех, с которыми довелось общаться Винтер, не мог похвастаться, будто видел живого наатема собственными глазами, – точно так же как никто из современных ей ворданаев не мог бы сказать, что лично встречал демона или колдуна.
В наступившей тишине Бобби с любопытством покосился на Винтер.
– Что она сказала?
– Что она священнослужительница, – ответила Винтер, – но не из искупителей. Они прихватили ее с собой, потому что думали, будто она защитит их от нашей магии.
Паренек от души рассмеялся.
– Нашей магии?
– Искупители относятся к таким вещам со всей серьезностью.
– Значит, она была пленницей? – Бобби глянул на Феор с интересом, и девушка ответила ему вежливым непонимающим взглядом.
– Думаю, да. – Винтер снова перешла на хандарайский. – Феор, если бы ты могла покинуть лагерь, куда бы ты отправилась?
– Вернулась бы к Матери, – не колеблясь, ответила девушка, – в Эш-Катарион. Она будет меня искать.
Винтер села прямо, чуть откинувшись назад.
– Она хочет вернуться домой, – сообщила она Бобби.
– Всякий бы хотел, – заметил паренек.
«Не всякий», – подумала Винтер. И вслух продолжила:
– Ее дом, по крайней мере, намного ближе наших. Быть может, нам и удастся ей помочь.
