Теперь местные жители поняли, что пришла настоящая беда, однако ими овладела новая дурь. Они ни в какую не желали уходить в город с его непонятными для них нововведениями, а вместо этого предпочитали укрываться в укреплённых имениях крупных землевладельцев.
Медлительность, неповоротливость и упрямство обошлись сельским жителям очень дорого: их дома превратились в смертельные ловушки, а беженцев скифы перехватывали и истребляли на дорогах, учиняя над ними зверские расправы. Черепа насаживали на колья, содранную кожу прибивали к деревьям. Те несчастные, которые надеялись спрятаться в погребах или амбарах, быстро убеждались в том, что скифов таким нехитрым способом не провести. Захватчики рьяно обшаривали все закоулки и вылавливали всех, кто надеялся отсидеться. Достаточно было выудить одного, и он, подвергнутый пыткам, выдавал всех остальных, хотя самого его это, разумеется, не спасало. Мы встречали людей, оскальпированных заживо или выпотрошенных и брошенных умирать с вывалившимися кишками.
Скиф не удовлетворится тем, что сорвёт с пальца кольцо или даже отрубит палец: дабы завладеть кольцом, он отсечёт руку по плечо, а ради серьги из уха отрубит голову. Трупы несчастных кочевники бросают бродячим псам, во множестве сопровождающим свирепые шайки. Не стоит пытаться обмануть грабителей, спрятав драгоценности в заднице или, как пробуют некоторые женщины, в иных интимных местах. Добром это не закончится.
Что касается меня, то главной моей заботой было спасение отца и его домочадцев. Эти стариканы — мастера прятаться, а по упрямству им и вовсе нет равных. Мне пришлось связать его по рукам и ногам и, не обращая внимания на яростную брань, затащить на колесницу. Потом я взялся за моих дядюшек и их людей, на которых, по крайней мере, оказали определённое воздействие если не мои доводы, то вид соседских амбаров, подожжённых фракийцами.
Сам я особых ценностей за городом не имел и из личного имущества больше всего переживал за жеребёнка по кличке Ковыляка, которого надеялся подготовить к скачкам с помощью превосходных наездниц из соседней усадьбы, двенадцатилетних сестёр Гайи и Майи. Посадив Гайю на Ковыляку, а её сестру — на другую лошадь, я велел им скакать в город. Но у холма Каменного Дуба, как сообщили мне впоследствии, девочки наткнулись на амазонок и, завидев этих воительниц с расстояния в два стадия, позабыли обо всех своих обещаниях. Они помчались прямо к воительницам. Амазонки приняли их радушно, как принимали десятки и сотни других девушек, поддавшихся их грозному очарованию. Для своей земли, своих богов и своих родичей эти девы были потеряны.
Война ужасна всегда, но подобная война ужасна вдвойне. Население пребывало в состоянии паники, ибо, помимо силы и жестокости врага, их устрашали «лисса» и «аутера» нападавших, тот боевой экстаз, который не только делал амазонок несравненными воительницами, но и воздействовал на наших дочерей и жён, как зов луны на лунатиков. Мужчины не находили себе места, детишки, чувствуя неладное, плакали ночи напролёт.
В последующие три дня никто не сомкнул глаз. Гонцы, объезжавшие округу, валились из седел от изнеможения, но, едва придя в себя, мчались дальше. Люди вооружались для защиты города. То была не настоящая армия, а всего лишь ополчение, собранное из лавочников, ремесленников, виноделов да окрестных крестьян. Иные не имели другого оружия, кроме вил да серпов. Лишь знатных мужей, умевших ездить верхом и сражаться, можно было назвать воинами, однако как раз их не удавалось удержать в строю. Чем серьёзнее становилась угроза, тем сильнее порывались они защищать не город, пропади он пропадом, а собственную крепость. Даже те отпрыски благородных семей, которые считались друзьями и верными соратниками Тесея, в первую очередь беспокоились о своих владениях и оставшихся там родных и близких.
В конечном счёте для обороны Афин удалось найти всего полторы тысячи конных воинов. Мы с Филиппом присоединились к ним на третий день. Тесей вывел этот отряд, состоявший из хорошо вооружённых и дисциплинированных бойцов, за городские стены — навстречу приближающемуся врагу. Как скоро выяснилось, в конном бою мы не являлись для амазонок достойными соперниками.
На равнине близ Фрии наш отряд из шестидесяти всадников столкнулся с двумя амазонскими крыльями в составе тридцати воительниц. Вооружённые мечами и копьями, мы выстроились для боя, но наши противницы из племени Титании, в знак величайшего презрения, выслали против нас ещё не посвящённых в воительницы девочек, атаковавших нас с луками и секирами. Не приближаясь на расстояние, позволявшее поразить их нашим оружием, они атаковали в конном строю, выпуская на скаку по три стрелы: первую с максимального расстояния, вторую почти в упор, третью — уже уносясь из-под ответного удара. Если хоть одна стрела попадала в цель и раненый выпадал из нашего строя, на него набрасывали аркан, оттаскивали в сторону, зарубали секирами и скальпировали.
В городе люди трудились не покладая рук, наспех надстраивая стены, насыпая валы, заготавливая метательные снаряды и сооружая боевые машины. Дороги, ведущие к морю, были заполнены беженцами. На прибрежной полосе между Фалероном и Марафоном мужчины сажали жён, матерей, сестёр и детей на корабли, лодки, лодчонки, плоты — на всё, что только могло держаться на воде, дабы переправить в Эвбею. Судёнышки сновали днём и ночью, увозя слабых и больных. Тех, кто мог сражаться, но норовил дезертировать, перехватывали на берегу стражники Тесея.
На шестую ночь население Афин, точнее, та его часть, которая осталась в городе, собралась перед храмом Гефеста. Ливень превратил площадь в настоящее болото. Я прибыл на место, когда толпа уже собралась, и могу с уверенностью заявить, что в жизни не видел такого буйства. Озверевшие от страха и ярости люди требовали выдачи Антиопы.
— Вышвырнуть эту суку из города! — орало городское отребье. — Отдать её варварам! Все наши беды из-за неё! Пусть убирается к своим родичам-дикарям! В Тартар! Ей там самое место!
Тесей, вышедший к разбушевавшейся толпе, выслушал все эти требования и просто сказал, что Антиопа является его женой и матерью его сына. Граждане вольны изгнать её из города, но если уйдёт она, уйдёт и он.
Это заявление мигом охладило горячие головы. Паникёры и смутьяны прекрасно понимали: перед лицом врага народу необходимо твёрдое и мудрое руководство. Оставшись без царя, они будут обречены на гибель. Характер требований сразу изменился. Никто больше не вспоминал об Антиопе, но все кричали, что народовластие не годится для войны и Тесей обязан взять всю полноту власти в свои руки. Народ единогласно призывал его провозгласить себя автократором, самодержавным правителем.
Тесей отказался.
Площадь кипела, как котёл. Шеститысячная толпа колыхалась и гудела, как море.
Тесей обратился к народу с вопросом: бежать или стоять? Следует ли покинуть родной город, ища спасения в бегстве, или же защищать его?
После этого в людском море разразился настоящий шторм. Сторонники и того и другого решения не только пытались перекричать друг друга, но и прибегали к насилию. На моих глазах Ксенокл, доводившийся мне двоюродным братом, схватил за горло какого-то придурка, в свою очередь осыпавшего его колотушками. Их приятели пытались разнять драчунов и растащить по противоположным концам площади, где собирались их единомышленники.
