Музыкант закончил. Он дрожал от страха, думая, что его рассказ поверг нас в ярость, но ничего подобного не произошло. Все мы онемели, но отнюдь не от злобы. Точность оценок и глубина понимания Тесеем всех сильных и слабых мест, как наших, так и наших союзников, были ошеломляющими.
— Ваш царь имеет голову на плечах, мой друг, — промолвила наконец Элевтера. — И ты тоже, ибо не предпринимал попыток обмануть нас.
Она велела накормить музыканта и отправить к остальным пленным, где содержать наравне с прочими, дабы не навлечь на него обвинения в измене. В конце концов всех их выкупят, и они вернутся к своим.
У пленника вырвался вздох облегчения. Элевтера встала и уже собралась уходить, когда он неожиданно промолвил:
— И вот ещё что...
Наша царица обернулась.
— Они боятся, — сказал музыкант.
— Чего?
— Вас. Женщин. Таких женщин, как ты. Мои соотечественники охвачены вполне естественным страхом перед скифами и фракийцами, которые в их глазах есть звери в человеческом облике, — пояснил музыкант. — Но страх перед вами превосходит даже это. Пасть от руки одной из вас — для них то же самое, что быть растерзанным волками. Вы для них — чудовища, не принадлежащие к человеческому роду, ибо, по нашему разумению, совершенно невозможно, чтобы нежные матери произвели на свет и выкормили подобные порождения Горгоны и Гидры. Тесей, стараясь приглушить людские страхи, уверяет, что вы, как и все люди, дышите воздухом и в ваших жилах течёт кровь, но ему мало кто верит. Послушать людей, так вы упали с той самой луны, которой поклоняетесь.
— Но если все мы в глазах твоих соотечественников — отродья Тартара, то как же они приняли Антиопу? — осведомилась Элевтера.
— В Афинах сторонятся её. Те же, кто решается к ней приблизиться, делают это не без трепета. Когда она появляется перед народом, это вызывает любопытство, и к каждому её движению внимательно присматриваются. Но она выходит нечасто. Она выглядит несчастной и страдающей из-за всех тех бед, которые навлекла и на афинян, и на амазонок. И хотя многие винят её в этом, у неё есть почитатели, подражающие её походке и речи. Иные требуют, чтобы она вооружилась и выступила в защиту города, ибо находят её равной Тесею и достойной стоять во главе наших войск.
Последнее, о чём спросила Элевтера, — это о той роли, которую играют советы Антиопы в организации обороны города.
Музыкант ответил, что не может знать, о чём разговаривают царь с царицей в постели; на стенах же Антиопа практически не бывает и в советах командиров не участвует. Почти всё время она проводит во внутренних покоях, как бы желая укрыться от шума сражения между её родичами и воинами её мужа. Эти звуки причиняют ей боль.
После полуночи явились вожди скифов и массагетов, с которыми, так же, как с представителями других союзников, Элевтере пришлось вести долгий спор. Хотя днём нам удалось добиться немалого успеха, союзников раздражала нехватка добычи. Они хотели удостовериться в том, что на Акрополе действительно хранится немало золота, с каковой целью намеревались подвергнуть пыткам некоторое количество пленных. По их мнению, лишь показания, данные под пыткой, заслуживали доверия. Кроме того, замучив до смерти нескольких афинян на глазах их товарищей, они намеревались преподать защитникам Акрополя хороший урок.
Три сильнейших вождя скифов и фракийцев, Садук, Гермон и Боргес не желали слышать ни о чём, кроме золота и добычи.
— Вы и так разграбили всю Аттику, — с раздражением заметила Элевтера. — Вам этого мало?
— Мало, — в один голос заявили вожди.
— Чего же вы добиваетесь? — спросила Элевтера, уже и так обещавшая союзникам половину сокровищ Акрополя.
— Рабов, — ответил Боргес. — Мужчин мы перебьём, а женщин и детей хотим увести с собой.
— Они будут твоими, — пообещала царица. — Но взамен ты должен поклясться в том, что, пока крепость не пала, ты будешь воевать не сам по себе, но выполняя мои приказы.
Боргес, со своей стороны, потребовал отдать ему всех пленных, захваченных сегодня. Он всегда старался выторговать как можно больше, и заставить его умерить свои требования могла лишь сила.
— Вот победим, тогда ты и будешь распоряжаться пленными, — возразила Элевтера, — а сейчас мы заинтересованы в том, чтобы вернуть их всех на холм. Захватишь новых — я и тех отправлю туда же, ибо все они представляют собой лишние рты, которые Тесею придётся кормить, и смятенные души, со страхом в которых ему придётся бороться. Но не умри от жадности, Боргес: с падением крепости ты получишь всё, чего желаешь.
Ближе к рассвету, когда совещание закончилось и все разошлись, я воспользовалась тем, что мы остались наедине, и подошла к Элевтере.
— Ну, что у тебя за жалоба? — спросила она.
Меня её тон обидел, и моя подруга это заметила.
— Прости, Селена. Видишь, до чего доводит это проклятое политиканство!
Вместе мы направились к выходу из шатра, и она стала расспрашивать меня о состоянии и боевом духе нашего войска.
За целое войско я судить не бралась, но выложила Элевтере всё, о чём догадывалась по себе и девам из своего маленького отряда. Больше всего их раздражала непривычная, чуждая степным всадницам манера ведения боевых действий и страшные потери — даже не среди боевых подруг, а среди лошадей. Массовая гибель этих благородных животных подействовала на нас угнетающе, особенно когда после боя нам пришлось добивать мучившихся с переломанными ногами и хребтами.
Я честно доложила Элевтере, что, предавая земле любимых коней, многие сёстры скорбели даже сильнее, чем если бы хоронили подруг по оружию.
Элевтера отнеслась к этому с полным пониманием.
— Смерть воительницы в бою вызывает скорбь, но тем не менее это прекраснейшая из возможных смертей. Идущие на войну знают, что могут быть убиты. Однако это не относится к лошадям. Что может быть печальнее, чем насыпать курганы над могилами невинно убиенных? Нам кажется, будто нет любви выше той, какую испытываем мы к ним, однако и наша любовь — ничто в сравнении с той, какой они одаряют нас в ответ. Десятикратно воздают они за нашу привязанность. Они отдают себя целиком и, даже когда разрываются их сердца, стремятся лишь к тому, чтобы отдать ещё больше.
Командующая умолкла, и я почувствовала, как она сжала мою руку. Мы обнялись. В этот миг она снова стала подругой моей юности, любовь к которой захлестнула моё сердце.
— Ты останешься со мной, Селена?
Она хотела, чтобы я оставила свою «ветку» и перешла в отряд её личной стражи.
— Мне нужно, чтобы рядом со мной находился человек, который любит меня, — пояснила Элевтера. — Я не могу выдерживать это бремя в одиночку.
Конечно, я согласилась.
Мы продолжили путь и поднялись на холм Пникс, откуда были видны позиции афинян. Там я рассказала ей о стычке, которая вышла у меня с сестрой после церемонии Огненного Прощания с лошадьми, выбившей, надо признаться, всех нас из колеи.
