Мы научились выстраиваться ячейками, или пчелиными сотами, так что второй ряд копейщиков мог наносить удары в просветы между копьями первого, удваивая, таким образом, число разящих наконечников. Более того, нам удавалось сохранять это построение и при отступлении, и в атаке. И это тоже оказалось действенным. Судя по всему, лучшим средством против вражеского напора были единение, сплочённость и дисциплина.
А вот наш противник таким средством в должной мере не обладал, что довольно скоро стало сказываться на ходе противостояния. Варвары были смелы и все поголовно являлись превосходными бойцами, но дрались, за немногими исключениями, каждый сам за себя. Ещё в большей мере это относилось к отдельным отрядам, возглавлявшимся племенными вождями и предводителями. Свой участок каждый такой отряд защищал, как собака свою кормушку, но на позиции соседей варварам было наплевать. Уяснив это, наши подразделения начали вклиниваться в бреши между позициями отдельных отрядов противника. Эта тактика вполне себя оправдала. Кое-где афинянам удавалось потеснить неприятеля и закрепиться на новых позициях.
Тесей бился с нечеловеческой отвагой, перемещаясь по всему полю сражения, от отряда к отряду. Казалось, он знает не только имя каждого соотечественника, но в придачу ещё и имена его жены и детей. Для каждого бойца у царя находилось слово ободрения, и не было смелого поступка, который не удостоился бы царской похвалы. Воистину могло показаться, что это некий бог принял человеческий облик, дабы приободрить афинян.
Ликос тоже выказывал отвагу, подобающую его высокому происхождению. Он вышел из цитадели у Ликабетта с двумя отрядами под предводительством героев Петея, прозванного Башней, и Стиха, прозванного Быком за свирепый напор, проявлявшийся в состязаниях по борьбе и наводивший страх на соперников. Во главе этого избранного воинства Ликос присоединился к Тесею, Пирифою и герою Пелею.
При поддержке Менесфея, сына Петея, кулачного бойца Пилада и отважного Телефа защитники города в пешем строю ринулись навстречу осаждающим. Находясь выше по склону, можно было видеть, как каждый из командиров образовал вокруг своего отряда очаг сопротивления. У моста через Илисс, именуемого «Кушак» из-за того, что в давние времена по нему волокли за пояса приговорённых к казни, Ликос с Петеем, Быком и их личной гвардией выдержали напор конной сотни, устояли под шквалом стрел, а под конец устремились в атаку с копьями наперевес. Тесей и Пирифой сражались с равной отвагой, удерживая сперва перекрёсток перед цирюльней Тимея, а потом горловину улицы Седельщиков.
Однако держаться бесконечно защитники города не могли. Каждый создаваемый ими очаг сопротивления притягивал к себе всё больше и больше врагов, и чем доблестнее дрались наши герои, тем более яростно наседал на них неприятель. Ибо для варвара сразиться со смелым противником и даже пасть от его руки означает стяжать честь и славу.
Это, а также подавляющее численное превосходство осаждающих привело к тому, что герои, поначалу рвавшиеся вперёд, перешли к обороне. Один за другим, щетинясь копьями, как ежи, отряды отходили назад, к Акрополю. Эннеапилон ещё держался, и сотни афинян отступали под защиту твердыни через Священные и Эгеевы ворота.
Так обстояли дела на западе; я же находился на юге, где дрались отряды под началом самого Тесея. От ворот Каллироэ и Мелитских, представлявших собой единственно возможные пути отступления, нас отделяло примерно пятьсот локтей. Мы видели крепостные стены и наших соотечественников, которые, сбрасывая верёвки и опуская приставные лестницы, криками призывали нас поспешить.
Численность находившихся снаружи афинян уже уменьшилась до тысячи человек, и половина из них получила ранения, не позволявшие продолжать бой, а ещё четверть вообще не могла самостоятельно покинуть поле. Уцелевшим приходилось сдерживать натиск конных орд скифов и амазонок и пеших толп варваров, имевших десятикратное численное превосходство. Герой Пирифой был тяжело ранен скифом Боргесом, и его едва успели унести к вершине; благородного Пелея сразила Элевтера. Тесей и уцелевшие командиры собрали нас в единую массу, и мы сомкнули щиты. От стены, от спасения, нас отделяло около полутораста локтей.
Но это пространство казалось непреодолимым, ибо Элевтера, Боргес и лучшие вражеские бойцы сосредоточились там, преграждая нам путь. Численность врагов была столь велика, что они, наверное, могли бы решиться и на штурм стен, когда бы не беспрерывный обстрел из баллист, метавших камни до двух-трёх талантов весом. Наши товарищи стремились таким образом расчистить для нас путь к отступлению, но варвары, тоже быстро учившиеся новым способам ведения войны, скоро приспособились и к обстрелу. Они выяснили, какова дальнобойность баллист, запомнили, сколько времени требуется на перезарядку, и рассчитали, на какое расстояние могут продвинуться за это время. Кроме того, они прекрасно понимали, что наши не станут метать камни в своих, и поэтому, едва мы порывались совершить бросок к стене, устремлялись к нам, стараясь завязать рукопашную. Баллисты прерывали обстрел, а мы несли потери.
Наступала ночь. Четыре раза мы возобновляли попытку проскочить к стене и четырежды были отброшены назад. Каждый такой рывок стоил нам многих раненых. Кроме того, двигаясь к стене, мы оказались на открытом пространстве, тогда как амазонки и скифы, заняв недавно оборонявшееся нами позиции, осыпали нас оттуда дождём стрел.
Элевтера разъезжала перед воротами Каллироэ, преграждая нам путь.
— Трус с сердцем оленя! — кричала она Тесею. — Тебе следовало сразиться со мной, когда предоставлялся такой случай! Сейчас твой труп уже стал бы кормом для ворон и собак, но ты, по крайней мере, пал бы с честью!
Сил у нашего отряда оставалось не больше, чем на одну атаку. Мы знали это; знал это и враг. Насмешки и похвальба прекратились. Я видел, как Элевтера объезжала фронт на своём голенастом скакуне в сопровождении самых грозных воительниц Амазонии — Ипполиты и Скайлеи, Алкиппы и Стратоники, Главки, Эньо, Дейно, Адрастеи, Пантаристы, Электры и Селены. Из вождей союзников там были Боргес, Садук и Гермон. Им выпал случай вырвать живое сердце обороны города — и сделать это на глазах его последних защитников. Сотни вражеских пехотинцев валом валили на поле, но не для того, чтобы схватиться с нами: они расчищали местность для сокрушительной атаки конницы. Вот-вот должна была начаться резня.
Наш отряд выстроился квадратом, чтобы иметь возможность отразить нападение с любой стороны.
Тесей находился среди бойцов. Речей он не произносил, лишь выступил вперёд, подтянул подпругу и, сев в седло, возгласил:
— Афина и Победа!
Издав боевой клич, мы устремились на прорыв. Скифские пешие отряды, не мешкая, заняли только что оставленные нами высоты, откуда на нас опять посыпались стрелы.
С обоих флагов нас атаковали амазонки. Прорвать с наскока строй и рассеять нас им не удалось, но наше продвижение замедлилось. В давке люди спотыкались и падали. Особенно доставалось правому флангу, где находился я, но это не значит, будто другие были в безопасности. Амазонки пускали стрелы поверх наших щитов, справа налево, слева направо. Человеку, в которого попали, нельзя было падать: он должен был по возможности двигаться, ибо упасть под ноги означало затруднить продвижение товарищей, и без того уже обременённых тяжелоранеными. Кроме того, любая щель в стене щитов могла позволить врагу ворваться в наши ряды и разметать нас копытами коней.
