Я приблизилась к нему. Он обнял меня и начал баюкать.
– Ты в порядке, боец?
Я промолчала. Он отвел меня в “тойоту”, посадил в кабину и стал разговаривать со мной. В то утро он обращался со мной очень ласково. Думаю, с несчастьем тяжелее всего совладать, когда чувствуешь вину или стыд. Невозможно вообразить себя героем. Представляю, какие муки испытывают люди, ставшие причиной несчастного случая. Но из самой жуткой ситуации можно выйти целым и невредимым, если убедить себя, что ты ни в чем не виноват. Мне повезло, что со мной был О'Рурк. Он напомнил мне, что каждый из нас сам решил ехать. Мы взвесили все за и против и пришли к выводу, что цель оправдывает средства. Все понимают, что чудовищные несчастья подстерегают нас на каждом шагу, но когда что-то подобное случается с нами или нашими близкими, нельзя терять веру в мир и в себя. Мир не изменился, не стал хуже или лучше. Просто мы начали лучше понимать законы жизни.
– Я не смогу взглянуть Мухаммеду в лицо, – сказала я.
– Нет, сможешь, – ответил О'Рурк. – Вот увидишь. Он сильнее нас с тобой. Он не придаст этому такого значения.
Как потом оказалось, О'Рурк был прав. В Африке потерять ногу – не такая трагедия, как на Западе. Мой знакомый врач-протезист из Красного Креста рассказывал, как его пациенты в швейцарской клинике примеряли тысячи протезов, прежде чем находили тот, который был бы незаметен под брюками. Зато его пациенты в Кефти прикрепляли первую попавшуюся деревянную ногу, и больше он их не видел. Главное, чтобы нога была, – значит, можно продолжать жить дальше. И они не заботились о том, чтобы скрыть недостаток. Может, дело в войне – на мину можно было наткнуться на каждом шагу. Но мне казалось, что африканцы ценят внутренний мир человека гораздо больше, чем мы.
Забравшись в кузов грузовика, я увидела, что Мухаммед очнулся и сел. Я была в шоке: впервые после взрыва я увидела его при дневном свете, в грязной джеллабе, посеревшей от дыма, покрытой засохшими сгустками крови.
– Рози. – Он протянул руку. – Я стал инвалидом войны. Теперь ты будешь любить меня еще сильнее?
Я взяла его за руку, но не смогла произнести ни слова.
– Не расстраивайся. Прошу тебя. Ты должна радоваться, что я жив. Видишь, я жив, я с тобой, хоть у меня и нет ноги.
– Заткнись. Тихо.
Я подумала: какой же О'Рурк грубиян – испортить такой момент! Но тут услышала самолет – отдаленный гул с востока. Уже через несколько секунд гул перерос в оглушительный рев – такое впечатление, будто самолет находился в грузовике рядом с нами. Я застыла на месте. Сейчас случится ужасное, подумала я, сейчас начнется бомбардировка и мы все умрем. Солдат очнулся, вздрогнул и закричал от боли. О'Рурк наклонился и зажал ему рот. Мухаммед сидел, закрыв глаза и сложив руки на животе. Мы ждали, что вот-вот раздастся взрыв. Но шум начал стихать – похоже, самолет пролетел мимо. Наконец наступила тишина.
– Я думал, им не разрешено подлетать так близко к границе, – произнес О'Рурк удивительно спокойным голосом.
– Теперь они знают, что мы здесь, – сказал Мухаммед.
– Мы должны двигаться вперед, – сказал О'Рурк.
– Но как... как же солдат? – спросила я. Он лежал тихо, но глаза сверкали, как у безумного. Он был в шоке.
– Оставь его, оставь – он умрет, – сказал Мухаммед.
Солдат не понимал по-английски, но его зрачки расширились от ужаса.
– Мы не можем оставить его в таком состоянии – это бесчеловечно, – сказал О'Рурк.
– Вы не понимаете. Мы в Африке, здесь идет война. Он солдат, – ответил Мухаммед.
– Но он мучается от боли, – сказала я.
– Вы можете прекратить его мучения, – ответил Мухаммед.
О'Рурк промолчал. Очевидно, у него были лекарства.
– Вы не можете убить его, – сказала я.
– Мы просто ускорим естественный процесс, – возразил Мухаммед.
– Подождем, – сказал О'Рурк.
– Доктор, если бы вы не вмешались, этот человек был бы уже мертв. Вы в самом сердце Африки, здесь вы не можете применять западные стандарты медицины.
– Если бы я этого не сделал, вы были бы мертвы.
– Это не имеет отношения к нашему спору.
– Как вы можете так говорить? – О'Рурк рассердился. – В ваших рассуждениях нет никакой логики.
– Позвольте не согласиться.
– Пошел ты, Мухаммед! – закричал О'Рурк. – Ты подстраиваешься под ситуацию. Это глупо.
– Мы говорим о жизни этого человека. Я предлагаю выход из положения. То, что случилось со мной, не имеет к нему никакого отношения, так же, как и любое другое увечье.
– Ты рассуждаешь нелогично.
– Разве логика не меняется в зависимости от обстоятельств?
– Ради бога! – взорвалась я. – Вы ходите кругами. Давайте решим что-нибудь.
Мы решили перенести Мухаммеда чуть вперед, а потом вернуться за солдатом. Перед нашим уходом О'Рурк дал ему снотворное. Мы взяли Мухаммеда под руки и так попытались двигаться. Но ничего не получилось – здоровая нога с трудом выдерживала вес тела. О'Рурк принес носилки, мы уложили Мухаммеда и понесли его. Он был на удивление легким.
Мы вошли в лес. Вокруг росли низкие, сучковатые деревья. Ветви пропускали мягкий свет солнца и образовывали причудливый рисунок на траве. Все происходило как во сне. Я не могла поверить, что идет война. Примерно через полмили мы заметили большое дерево с круглой кроной, похожее на шелковицу. Мы положили Мухаммеда в тень, оставив ему немного воды, и направились обратно.
Возвращаться к машинам было совершенно неразумно. Это было опаснее, чем все наши предыдущие затеи. Мне было очень, очень страшно. Всю дорогу я молчала. Когда мы уже прошли половину пути, снова послышался гул самолета. Мы вытянулись на траве в тени кустарника. Шум становился все ближе, и вот пронеслись два самолета – совсем низко, прямо над нашими головами. Земля под нами вибрировала и дрожала от шума. Я схватила О'Рурка за плечо, вцепившись в него ногтями. Серое брюхо самолета заслонило небо над моей головой. Раздался взрыв, и мы зарылись лицом в траву. Мир вокруг раскололся на части, затрясся, задрожал, завертелся.
* * *
Мы были живы. Мы лежали на земле. Зато от нашей “тойоты” и грузовика осталась лишь груда металлических щепок, заполнивших кратер примерно в пятидесяти ярдах от нас. Странно, но мне в голову лезли эгоистичные мысли. Я могла думать только о том, что теперь у меня будут неприятности: я взяла “тойоту”, принадлежавшую агентству, поехала в Кефти, и ее разорвало на кусочки.
– Ну вот, наша маленькая моральная дилемма решена, – пошутил О'Рурк.
От солдата ничего не осталось. Мы поискали тело, но ничего не обнаружили. Оказалось, что рано утром О'Рурк похоронил двух солдат в неглубоких могилах на окраине леса. Могилы были целы.
