— Прошу вас... молодой римлянин...
— Щенка привязали к его отцу, и они оба убрались.
— Нет, не мальчик, а писец! Его зовут Ионас Алабанда.
— А... Этому повезло. Взяли в заложники, пока не привезут побольше золота. Аттила отдал его Керке. Вскоре мы и его прикончим. Твой дружок стал рабом, женщина.
Она постаралась не выдать своих чувств: облегчение боролось в ней с отчаянием.
— Он не мой дружок. И не любовник.
— Ты достанешься Скилле, когда он вернётся.
Стражник усмехнулся. В лагере знали всё и обо всех: кровная месть, любовные связи, соперничество и редкое доверие никогда не оставались незамеченными.
Керка, первая и старшая жена Аттилы, жила в собственных владениях рядом с мужем. Вместе с нею там обитали несколько дюжин рабов и слуг. Теперь к ним прибавился Ионас, вынужденный зарабатывать себе на хлеб нелёгким трудом: рубить деревья, носить воду, пасти стада своей хозяйки. А ещё развлекать старшую жену гуннского властителя рассказами о Константинополе и Библии.
Илана попыталась пройти к Керке и встретиться с ним, но громадные стражники-остготы отогнали её от входа. Её освободитель сам превратился в узника, и надежда развеялась как дым, стала похожа на память о поцелуе, который никогда не повторится.
* * *
Ей удалось увидеть его лишь через две недели, да и то издалека, когда он вёз гуннскую тележку с ветками тополей и ив по равнине, на которой всегда собирали хворост. Солнце ещё только вставало на западе, и небо начало розоветь, когда она набрала воду в кувшин, вновь отлучившись из дома под тем же предлогом. Илана была уверена, что столкнётся с ним по пути. День выдался жарким и душным, типичным для середины лета, и облака комаров кружились над равниной. Тиса сильно обмелела, и её воды окрасились в коричневый цвет.
В тот день Ионас пас скот. Он заметил Илану, однако приблизился к ней без особой охоты, и её удивило то, как сильно изменился молодой римлянин за столь короткий срок. Его волосы слиплись от пота, пока он рубил дрова, а кожа покрылась ровным бронзовым загаром. Но главное, он явно возмужал: лицо стало жёстче, подбородок резче, а глаза — глубже и тревожнее. Он познал жестокость жизни, и это сразу было видно. Ионас сделался настоящим мужчиной, и её отчего-то растрогала эта мрачная зрелость.
Первые слова Ионаса никак не могли её обнадёжить.
— Иди домой, Илана. Теперь я тебе ничем не сумею помочь.
— А если вернётся Максимин...
— Ты же знаешь, что он не вернётся.
Ионас прикрыл глаза от яркого солнца, отвернувшись от стройной, красивой, беспомощной женщины.
— Почему бы твоему отцу не выкупить тебя?
— Все жалкие средства, какие он сможет собрать, — ничто в сравнении с наглядным уроком Аттилы. Поверь, король превратил меня в мальчика для битья, в жалкого раба просто для собственного удовольствия. Ни в чём не повинный Рустиций умер, а интригана, из-за которого случилась эта катастрофа, отправили домой, в Константинополь, с мешком на шее, — с горечью проговорил Ионас.
— Хозяин Виги ласа накажет его за провал.
— А меня тем временем распнут на кресте, и ты станешь наложницей Скиллы.
Не наложницей, не рабыней, а женой, хотелось ей уточнить. Но такова ли её участь? Смирится ли она с ней? Илана тяжело вздохнула.
— Нельзя жить, рассчитывая на худшее, Ионас. Империя о тебе не забудет. Казнь Рустиция была преступлением, и Аттила рано или поздно постарается всё исправить. Он сделает шаг нам навстречу. Нам нужно потерпеть...
— Да, я нарублю целую гору дров, а ты притащишь побольше воды.
Нависла долгая, тоскливая пауза. Никто из них не видел выхода. Илана рассмеялась — из-за абсурдности положения ей показалось, что она сошла с ума.
— Ты стал таким мрачным.
Его изумил её смех. Он смутился и глуповато промямлил:
— Да, ты права. — Он вздохнул. — У меня был тяжёлый день, и мне себя жаль.
— Скоро тебе надоест об этом думать, — сухо улыбнулась она.
Ионас выпрямился. Римлян не учили безропотно покоряться варварам. Они смотрели друг на друга, ища поддержки.
— Нам надо отсюда бежать, — произнёс он, постаравшись побороть унылое оцепенение и задуматься.
Вот он, проблеск надежды!
— Может быть, нам удастся украсть лошадей.
— Нет, они всё равно нас поймают.
Ионас вспомнил свои скачки со Скиллой и обещание гунна.
— Отправят в погоню сотни воинов. Для Аттилы будет слишком унизительно, если мы сумеем скрыться.
— Жаль, что они раскрыли заговор. Если бы только Эдеко согласился, — злобно заявила Илана. — Если бы только он убил Аттилу. Мне бы хотелось это увидеть.
— А мне бы хотелось увидеть тысячу разных событий, но какой смысл о них рассуждать? У нас лишь одна надежда — сбежать, когда они будут чем-то заняты. Ну, например, если Аттила начнёт военную кампанию.
— Сейчас не то время года. Слишком поздно. А коннице нужна свежая трава.
Он кивнул. Девушка была неглупа и наблюдательна.
— Так что же нам делать, Илана?
Она задумалась, зная, что Суекке непременно расскажут об их разговоре. Однако этот одинокий, покинутый друзьями человек был её единственным спасением, если только она не покорится Скилле. Конечно, Ионас отчаялся и разочаровался в жизни, но в нём ещё не угасли искры добра, а добра в окружавшем их мире осталось совсем немного.
— Нам надо выяснить, когда они будут чем-то заняты, и подготовиться, — твёрдо проговорила она. — Моему отцу везло в делах, но не везло в войнах, и он утверждал, что удача — это подготовка и нужно дождаться удобного момента. Узнать, кому можно доверять и каких лошадей нам лучше выбрать. Неужели нам никто не поможет? Хоть чуть-чуть.
Теперь задумался Ионас, и внезапно ему пришла в голову блестящая мысль. Он схватил хлыст, стегнул быка, и тележка затряслась от его удара.
— Маленький друг, — сказал он.
* * *
Вести откровенный разговор с Зерко было опасно, но кто, кроме карлика, мог бы нам помочь? Меня разъярил приговор, вынесенный невиновному Рустицию, и его распятие. Я остался в живых и чувствовал себя виноватым. Мне было известно, что Зерко любил Аттилу не больше моего. Этот расчёт оправдался: карлика заинтриговала сама идея побега, и он принялся размышлять, как его осуществить.
— Ты их не обскачешь, даже поехав в обход, — заметил он. — Они поймают тебя на Дунае, если не раньше. Но сможешь их перехитрить, если отправишься, например, на север, а не на юг, а затем свернёшь к западу. Тебе понадобятся лошади...
— Римские, они выносливее.
— Ты видел арабских, захваченных для разведения? У германцев тоже крепкие кони, но с женщиной тебе придётся ехать медленнее.
