Мы вскарабкались на вершину склона, где остался Евдоксий, и взглянули вниз. Я ликовал. Как будто гигант превратил гору в груду обвалившихся камней. В воздухе повисло облако пыли. Моста не стало.
Уцелевшие гунны собрались у дальнего берега реки и вновь смотрели вверх, созерцая разрушение.
— Им понадобится несколько дней, чтобы найти иной, окольный путь, — скорее с надеждой, чем с уверенностью, произнёс я. — Или по меньшей мере часов.
Я похлопал Зерко по плечу.
— Давай помолимся, чтобы твоя весть поскорее дошла до Аэция.
Глава 19
РИМСКАЯ! БАШНЯ
Окна сторожевой башни в Ампеле выходили на перекрёсток двух старых римских дорог. Одна из них тянулась на запад, к соляным копям вокруг Ювава и Кукуллаи, а другая — на юг к Ад Понтем и горному перевалу. Башня была круглой, её высота составляла пятьдесят футов, на самом верху находилась амбразура, а на крыше высился котёл на треножнике, в котором загоралось масло, посылая сигналы другим отдалённым башням. Огонь приходилось зажигать много раз, а помощь прибывала далеко не всегда, что со всей очевидностью показывало, насколько подорваны были имперские ресурсы. Поэтому этот гарнизон в Ампеле, подобно многим другим, научился полагаться лишь на собственные силы. Рим напоминал луну: был вечен и недоступен.
Башню окружали каменные стены восьми футов в высоту, огораживающие внутренний двор с его конюшнями, кладовыми и мастерскими. Дюжина служивших в Ампеле римских солдат спали и ели в самой башне, выживая в суровых условиях в первую очередь за счёт коров, которых держали в стойлах на территории укрепления. Коровы не только кормили и поили весь гарнизон, но и согревали помещение, а их животное тепло дополняли жаровни на углях, от которых в воздухе висел едкий дым. За несколько столетий он успел изрядно закоптить потолочные балки.
Назвать гарнизон римским значило бы расширить исторический смысл этого определения. Те времена, когда легионы состояли преимущественно из латинян, маршировавших к пограничным постам прямо из Италии, давно миновали. Теперь армия сделалась одной из главных объединяющих сил империи: солдат набирали из числа завоёванных народов, обучая их на общем для всех языке. Постепенно универсальность языка, обычаев и вооружения стала исчезать, и сейчас в башне служила пёстрая смесь из крестьянских парней с гор и завербованных бродяг, а командовал ими грубоватый декурион
[55] по имени Силас родом с фризийских болот. Один солдат был греком, другой — итальянцем, третий — африканцем. Трое были германскими остготами, ещё один — гепидом, а остальные пятеро ни разу не осмелились отъехать более чем на двадцать миль от крепости. Они просто-напросто родились и жили в Норике. Формально все они служили Риму и давали присягу ему на верность, но, в сущности, охраняли лишь самих себя плюс несколько селений в окрестных долинах, где добывали продовольствие и кое-какие деньги, собирая налоги. Дань взималась и со странников, проходивших по перекрёстку.
Когда чиновники из Равенны слишком сильно настаивали на выплатах, гарнизон делился собранными налогами с центральным правительством. Солдаты не рассчитывали хоть что-нибудь получить взамен, да ничего и не получали. Они сами доставали пищу, одежду, оружие и любые материалы, нужные для ремонта сторожевой башни. А наградой им служило разрешение собирать налоги с местного населения.
Тем не менее эти люди воплощали главную идею Рима — идею порядка и цивилизации, и я надеялся, что они предоставят нам кров. Разрушенный нами мост, находившийся в нескольких милях от башни, задержал, но вовсе не остановил гуннов. Однако римский гарнизон мог заставить Скиллу отказаться от дальнейшей погони и вернуться домой.
— А это ещё кто такие, чёрт возьми? — поинтересовался командир-декурион Силас, подошедший к воротам. Он пристально посмотрел на наш квартет, уместившийся на двух загнанных конягах, но его внимание привлёк только Зерко. — И кто он?
— Важный союзник и помощник генерала Аэция, — пояснил я, решив, что нам стоит чуть-чуть приукрасить истину.
— Ты шутишь?
— Его мудрость столь же велика, сколь мал его рост.
— И что за мешок с зерном болтается у твоего седла?
Он перевёл взгляд на связанного Евдоксия с кляпом во рту, который злобно извивался и хотел что-то сказать.
— Предатель Рима. Аэций желает допросить его.
— Союзник, предатель? — Декурион указал на женщину. — А она кто, египетская королева?
— Послушайте. Мы должны сообщить генералу важную информацию, но нам нужна помощь. Нас преследует отряд гуннов.
— Гуннов? Это уж точно шутка. Гунны так далеко на востоке?
— А почему тогда мы едем на двух конях, а третий погиб от гуннских стрел? — воскликнул Зерко писклявым голосом.
Он спешился и вразвалочку приблизился к римскому капитану, не отрывая от него глаз.
— Как по-вашему, остановился бы столь большой человек вроде меня в вашем свинарнике, если бы не смертельная опасность?
— Зерко, не оскорбляй нашего нового друга, — вмешалась Юлия.
Она тоже спешилась.
— Простите ему эту грубость. За нами по пятам гнались люди Аттилы, декурион, и лишь обрушенный мост спас нас от плена. И сейчас мы просим у вас защиты.
— Обрушенный мост?
— Мы вывели его из строя.
Декурион недоверчиво уставился на нас. Очевидно, мы ему не понравились.
— А это твой муж? — спросил командир Юлию, указав на меня.
— Нет, мой муж — вот этот грубиян. — Она положила руку на плечо Зерко. — Он шут, но порой его остроты не кажутся другим смешными. Прошу вас, не обращайте на это внимания. Ведь его душа возвышеннее, чем у людей, вдвое больше его ростом. И он действительно служит великому Аэцию. Вы не знаете, где находится генерал?
Солдат громко расхохотался.
— Да вы поглядите по сторонам!
Башня заросла мхом, стены растрескались, двор был весь в грязи, а животные в стойлах отощали.
— Вряд ли я когда-нибудь увижу Аэция, как, впрочем, и Аттилу. Нам докладывали, что он был в Риме, или в Равенне, или на Рейне, и даже сообщили, будто он выехал в нашу сторону, как сообщили о единороге в Юваве и о драконе в Кукуллаи. К тому же он нигде долго не задерживается. А зимой может удалиться в Августа Треверорум
[56] или в Медиолан. Если хотите до него добраться, вам нужно поторопиться, а не то дороги и перевалы заметёт снегом.
