— И каково же твоё пророчество?
— Тебя сразит твой собственный меч! А ночной мрак предвещает утреннюю зарю!
Некоторые полководцы недовольно зашептались, когда он упомянул про меч, и Аттила нахмурился.
— Мы и есть Люди утренней зари, отшельник.
Старик насмешливо поглядел на Аттилу, как будто с трудом мог поверить в подобную нелепость.
— Нет. Вы приходите в облаках пыли и уходите в клубах дыма, заслоняя собой солнце. Вы ночные твари, выскочившие из-под земли.
— Мы возрождаем землю. Не режем её плугами. И не рубим её.
— Но ты устилаешь её трупами людей, которые жнут, сеют и пашут, старый воин! Какую чушь болтают эти гунны! Будь здесь Аттила, он бы посмеялся над вашей глупостью!
Гунны расхохотались и повеселели от его немудрёной шутки.
— А как по-твоему, где сейчас Аттила, старик? — любезно осведомился король.
— Откуда мне знать? Может, спит со своей тысячной женой или изводит расспросами святого странника, вместо того чтобы смело встретиться в бою с великим Флавием Аэцием. Да оно и легче — схватить беззащитного и набожного, чем сразиться с вооружённым противником!
Аттила помрачнел.
— Я скоро встречусь с Аэцием.
Отшельник поглядел на всадника пристальнее прежнего.
— Значит, это ты — Аттила? Ты?
— Да, я.
— Но ты одет просто и небогато.
— Мне не нужны богатые одежды.
— И у тебя нет никаких знаков отличия.
— Все, кроме тебя, знают, кто я такой.
Святой старец кивнул.
— Я тоже не ношу никаких знаков отличия. И всемогущий Господь знает, кто я такой.
— И кто же ты?
— Его посланец.
Аттила рассмеялся.
— Связанный и беспомощный? И что же у тебя за бог?
— А каков твой бог, варвар?
— Гунн Аттила верит в себя.
Его пленник указал на столб дыма.
— Ты приказал это сделать?
— Я отдаю приказы всему миру.
— А невинные, которых ты уничтожил! Младенцы, которых ты сделал сиротами!
— Я не собираюсь просить прощения за эту войну. Я прибыл сюда, чтобы спасти сестру императора.
Отшельник расхохотался пронзительным, лающим смехом, и в его глазах засверкали искры понимания. Он поднял палец и указал на Аттилу.
— Да, теперь и я понял, кто ты такой. Я узнал тебя, чудовище! Чума! Плеть, присланная с Востока, чтобы наказать нас за наши грехи. Ты — Бич Божий!
Король озадаченно взглянул на него и переспросил:
— Бич Божий?
— Это единственное объяснение. Ты — божественное орудие, жуткая кара, столь же страшная, как Всемирный потоп или Десять казней египетских
[63]. Ты — Ваал и Вельзевул
[64], Ашрон и Плутон. Ты появился, чтобы погубить нас, ты — Божья кара!
Гунны ждали, что Аттила убьёт обезумевшего старца, но вместо этого он задумчиво посмотрел вдаль.
— Бич Божий. Это новый титул, не правда ли, Эдеко?
— В дополнение к тысяче прочих. Можем ли мы убить его, каган?
Аттила медленно улыбнулся.
— Нет... Бич Божий. Он объяснил меня, понимаешь? Он оправдал меня в глазах каждого встреченного нами христианина. Нет, мне нравится этот отшельник. Пусть себе идёт... Да, я его отпускаю и даю ему осла и золотую монету. Я хочу, чтобы он отправился вперёд, в город Аурелию. Ты знаешь, где он находится, старик?
Связанный отшельник покосился на верёвки.
— Я в нём родился.
— Ладно. Мне пришлось по душе твоё обидное прозвище, и я приму его как мой новый титул. Ступай в свою родную Аурелию, отшельник, и скажи горожанам, что Аттила скоро явится к ним. Передай им, что я приду, чтобы смыть их грехи кровью, как истинный Бич Божий. Ха! Это я — Его посланец, а не ты, — снова расхохотался он. — Я, Аттила! Божественное орудие!
Глава 22
ДОЧЬ ТЕОДОРИХА
Толоза была кельтским, затем римским городом, а сейчас стала резиденцией вестготских королей. Новые правители сделали для своей столицы совсем немного — они просто заняли старые, пришедшие в упадок здания, поскольку их прославленные боевые успехи не сочетались с какими-либо архитектурными познаниями. Стратегически важный город на берегах Гарумны
[65] долгое время считался центральным в Юго-Западной Галлии, и когда вестготский король Атаульф согласился покинуть Иберию и отослал римскую принцессу Галлу Плацидию назад, в Рим, в обмен на новые земли в Аквитании
[66], Толоза, естественно, сделалась его столицей. Варвары прорыли рвы перед старыми римскими стенами и поставили дамбы, но внутри города всё выглядело так, будто бедная семья перебралась в прекрасный дом и привезла туда свои безвкусные дешёвые украшения. Каменная и кирпичная кладка не обновлялась, а лишь наскоро залатывалась оказавшимися под рукой камнями, на мостовых то и дело попадались пробоины, которые чинили кое-как, если вообще чинили. Облупившаяся краска была старше жильцов, а к мраморным фасадам, некогда украшавшим город, добавились фасады из дерева, глины или просто соломы.
Однако в пору царствования великого короля варваров Теодориха, который правил так долго — целых тридцать шесть лет, — что многие его подданные и не видели на своём веку другого короля, Толоза пробудилась к жизни и активной деятельности. Если прежде пласт римской культуры наложился на кельтскую, то теперь германская племенная культура наложилась на римскую. В результате этого своеобразного слияния традиций и обычаев языческих ремесленников, имперских бюрократов и варваров-завоевателей город обрёл энергию, не виданную им сотни лет. На людных рынках торговцы перекрикивались с крестьянскими жёнами на полудюжине языков. Арианские священники выступали с проповедями перед толпами неграмотных сородичей, а дети дразнили друг друга, сотнями бегая по улицам. Такого количества детей не помнил никто из ныне живущих.
