— Вы были женой вандала Лохнара, — с жалостью проговорил я.
— И невесткой самого великого Гейзериха. А ещё я была символом единства двух наших народов. Как я гордилась этим в день свадьбы! По пути к Карфагену выстроились вооружённые отряды готов и вандалов, а Гейзерих немало заплатил за приданое моему отцу! И всё же когда Валентиниан предложил в жёны Лохнару римскую принцессу, обо мне сразу забыли.
— Но почему... — начал я, поражённый её уродством.
— Лохнар потребовал развода, чтобы он смог жениться на римской христианке, но дочь Теодориха нельзя так просто убрать с дороги. И мой отец ему отказал. Тогда Гейзерих, мой свёкор, в припадке пьяного гнева, раздражённый нашей неуступчивостью и нежеланием дать его сыну развод, чтобы тот мог стать союзником Рима, превратил меня в чудовище. Лучше бы он меня убил.
— А почему вы спросили про мой кинжал?
— Потому что я знаю, кто был его владельцем. — Она с горечью поглядела на оружие. — Мне было известно о вашей миссии, и я видела из верхнего окна башни, как вы приехали в город. Я узнала Гейзериха столь же хорошо, как вы узнали Аттилу. И предупреждала отца, что они — два сапога пара. А затем вы вошли в наши покои, и я чуть не упала в обморок, увидев у вас рукоятку ножа. Этим... — она запнулась, — лезвием изрезал меня Гейзерих.
Я выронил нож, точно он раскалился от огня.
— Я даже понятия не имел! Пожалуйста, простите меня! Евдоксий пытался зарезать меня, и я вырвал у него нож!
— Разумеется, вы ничего не знали.
Её тон смягчился, она приблизилась ко мне и приподняла дрожащей рукой нож.
— Ни смельчак, ни последний глупец не принёс бы его в дом моего отца, если бы знал его историю. Лишь кто-нибудь совсем несведущий мог сделать такое.
— Должно быть, Евдоксий получил его от Гейзериха...
— Чтобы показать Аттиле. — Она понизила голос, но в нём по-прежнему улавливалась горечь. — А Гейзерих хотел избавиться от напоминания о своём грехе. Вам известно, что он мне сказал? «Ты больше никому не достанешься, ни одному мужчине, из-за своей упрямой гордыни, а твоим лицом станут пугать детей и молодых возлюбленных». Он пожелал мне прожить сто лет и каждый день вспоминать о своей глупости. О том, как я осмелилась пренебречь просьбой принца вандалов.
— Госпожа, он совершил чудовищное преступление!
— Можете ли вы вообразить мою ненависть? Можете ли вы вообразить мою пламенную жажду мести? Однако мой отец так растерян, что сидит в оцепенении в этом старом дворце и боится бросить вызов Гейзериху. И он слишком горд, чтобы просить о помощи римлян. Но сейчас сами римляне просят его помочь! А мой заклятый враг вот-вот станет союзником вашего врага.
В её глазах вспыхнул огонь.
— Вы — дар Божий, Ионас Алабанда, посол, отправленный как архангел, чтобы встряхнуть моего отца и вывести его из оцепенения. Пусть он ещё сомневается, но у меня не осталось ни тени сомнений, как только я увидела ваш кинжал. Вы привезли символ вызова вандалам, хотя сами и не подозревали об этом.
Я понял, что надежда наконец забрезжила.
— Тогда вы должны убедить вашего отца, что всё сказанное мной — правда!
— Я потребую справедливости, к которой вправе взывать любая женщина из племени вестготов. Аттила думает, что союз с Гейзерихом гарантирует ему победу. Но я вижу, что всякий человек, заключивший сделку с нечестивыми вандалами, проклят судьбой, и Аттила тоже будет проклят. — Она сжала нож, костяшки её пальцев побелели, а кулак дрогнул. — Я клянусь этим лезвием, положившим конец моему счастью, что мой народ двинется на помощь Аэцию и Риму, ибо, объединившись с ними, мы нанесём сокрушительный удар гуннам и вандалам... раз и навсегда!
* * *
Загорелись сигнальные огни, и звуки протрубивших рогов разнеслись от горных вершин до плоских равнин. Вся Аквитания пробудилась к жизни — от берегов великого западного океана до пиков главного горного массива. Король созывал вестготов на войну! Стрелы, заточенные долгими тёмными зимними днями, связывали пучками и стягивали ремнями; длинные мечи германцев обматывали промасленной тканью, а массивные копья с их похожими на листья серебряными концами затачивали заново. Огромные щиты взваливали на плечи, броню укрепляли, а шлемы полировали до блеска. Для военной кампании отобрали юных восторженных парней, почти подростков, а их горько плачущим младшим братьям поручили заботиться о доме по крайней мере на протяжении ещё одного сезона. Помрачневшие жёны упаковывали в сумки высушенное мясо и зерно, а дочери шили военное обмундирование и плакали, предвидя гибель отцов и братьев. Вестготы отправлялись на войну. Промаслили сёдла, подновили сапоги, туго завязали ремни и надели походные плащи. Вскоре собравшихся на войну мужчин можно будет увидеть издалека: они спустятся с дюжины холмов в каждое селение, а из дюжин селений — в каждый город, ручьи превратятся в потоки, а потоки станут реками.
Слово достигло своей цели. Наконец-то вестготы отомстят за Берту!
В Толозе тысячи рыцарей оседлали коней и ждали приказа своего короля. Кони были огромны, с мощными копытами, их хвосты были перевязаны лентами, а гривы украшены монетами.
Острый верх вестготских шлемов дополняли разноцветные пышные перья. Воины гарцевали на конях, держа овальные щиты, а их пики вздымались до крыш. Я ждал вместе с ними, взволнованный этим зрелищем.
И вот наконец в старом римском портике появился высокий и блистательный король Теодорих в золочёной кольчуге и со щитом из яркой узорчатой бронзы. Его сыновья — Торисмонд и Теодорих-младший — вышли вместе с ним в сверкающей военной броне. Они не скрывали своей гордости. Увидев их, собравшиеся воины столь громогласно прокричали приветствия, что я вздрогнул и съёжился.
Их король говорил с глубоким чувством, но спокойно и тихо, а его слова повторялись, расходясь, словно волны, по морю толпы.
— Наши отцы обосновались на этой богатой земле. Теперь настал наш черёд её защитить. Гунны и вандалы объединились в военный союз, и, если они победят, нашему миру придёт конец. Моя дочь взывает к мести. Так слушайте меня, мои воины! Мы должны отомстить за неё на поле боя!
Тысяча копий поднялись, ударившись о тысячи щитов. Вестготов воодушевила речь их короля. Затем Теодорих оседлал коня и взмахнул рукой, дав знак замолчать. Армия тронулась в путь. Мощное войско направилось по улицам Толозы к величественным римским воротам. Войска двигались, гремя снаряжением, а на полях и в ближайших рощах к ним присоединились отряды из соседних племён.
Скоро тысячи превратятся в десятки тысяч, а эти десятки тысяч — в стотысячную армию. Король вестготов станет союзником Аэция, и они сплотят весь Запад.
Хватит ли у них сил, чтобы остановить Аттилу?
Я обогнал вестготское войско и помчался галопом, желая как можно быстрее передать Аэцию отрадные новости, но всё же оглянулся на башню, из окна которой за нами наблюдала Берта. Теперь за неё отомстят.
