— Да вижу, владыко, в унынии пребываешь.
— Печалуюсь от расстройства жизни, — неопределённо ответил Филарет.
Он вёл себя сдержанно. Удивился тому, как за прошедшие несколько лет, что не видел Василия, тот неузнаваемо изменился. Он стал ещё ниже ростом, совсем облысел и глазами вовсе плох был. Но в хитрости преуспевал. И походя пускал её в оборот.
— Ты уж не обессудь, владыко Филарет что не добился тебе патриаршества. Иереи заартачились. С чего бы? Да ты их знаешь. Им больше мил Казанский митрополит Но я ещё постою за тебя, — утешал царь.
Филарет ответил Василию учтиво:
— Я благодарен Всевышнему, что он не оставляет меня милостями.
— Ну коль так, то и мне легче, — вздохнул царь. — А позвал я тебя, дабы исполнил мою просьбу. Возьми кого тебе нужно и сходи в Углич. Там достань мощи царевича Дмитрия, привези их в Москву. А пока ходишь, я поборюсь с иереями: токмо тебя вижу патриархом и моим духовным отцом.
Филарету в эти минуты было стыдно за государя. Он страдал оттого, что в каждом слове Василия сквозила ложь, изворотливость. И потому поспешил откланяться:
— Я исполню твою волю государь, привезу мощи отрока, убитого в Угличе. А потому не мешкая уезжаю. — И, считая, что во дворце ему больше делать нечего, покинул ещё резко пропитанные смоляным духом новые дворцовые палаты царя Шуйского.
Филарет умел действовать быстро и без суеты. Он взял себе в помощь князя Ивана Катырева-Ростовского, двух священнослужителей из Кремля, ещё церковных служек троих, своих холопов с подворья несколько, и на другой день карета и пять возков укатили из Москвы. Путь в Углич был хорошо проторён. И на третий день посланцы Москвы прибыли в вотчину князей Нагих.
Углич в эти годы являл жалкое зрелище. Жизнь здесь, казалось, вымерла. Редкие горожане ходили словно ночные тени, не поднимая к солнцу глаза. Торговли не было, никто не строился, не занимался ремёслами. Трагедия пятнадцатилетней давности всё ещё давала себя знать.
Унылая жизнь в Угличе не располагала к долгому пребыванию в нём. Филарет собрал в храм угличских священников, пригласил губного старосту, и в их присутствии услужители собора изъяли гроб с мощами отрока, убитого на крыльце княжеского дворца. Филарет заведомо знал, что в домовине лежат мощи не царевича Дмитрия, а иного отрока. Он велел вскрыть гроб и утвердился в этом ещё раз. В истлевшей руке убиенного сохранились лесные орешки, коих у царевича Дмитрия не могло быть по той причине, что в тот роковой день он вернулся с богослужения и в руке держал просвирку. Об этом Фёдору рассказывала кормилица Ирина перед тем, как её взяли на пытки.
Отслужив просительный молебен в угличском соборе, Филарет ушёл в обратный путь. А пока шёл до Москвы, там начались загадочные беспорядки. На Тверской улице разбушевалась толпа горожан. В руках у многих были подмётные листы. Как и откуда они попали к горожанам, никто не знал, все утверждали, что подобрали их на земле. Размахивая ими, горожане шли к Кремлю и кричали, что царь Дмитрий избежал смерти, жив и здоров.
— Он снова собрал войско! Снова идёт на Москву! — кричал детина с Ямского поля.
— Слава царю Дмитрию! слава! — неслось над толпой.
Приставы пытались разогнать толпу но им это не удавалось. Со всех улиц в неё вливались новые потоки, и она лавиной выплеснулась на Красную площадь. Она заполнилась от края и до края, над нею стоял несмолкаемый гул. В толпе нашлись и защитники царя Василия. Они шумели больше других и всем поясняли:
— Да знаете ли вы, кто писал эти подмётные письма? Сие дело опального Филарета Романова. Он хлопочет о сроднике.
И трудно было объяснить ход беспорядка. Да он потому и необъясним.
Ан кто-то во всём хорошо разобрался. И владельцем той сведой головы был сам царь Василий Шуйский. Потому как он, изощрённый в хитрых делах, заварил сию кашу дабы бросить тень на ни в чём не повинного митрополита Филарета. Москвитяне же всё разжевали позже и назвали сие дело тёмным. Но суть его вскоре высветилась, род князей Романовых вновь попал в опалу теперь уже от царя, который и году не прошло, как клялся на кресте без вины опалы своей не класти.
Клевреты царя Василия действовали споро. Навстречу Филарету, который был где-то на полпути от Углича, послали команду во главе с князем Дмитрием Шуйским. Он именем царя отстранил Филарета от порученного дела и велел не мешкая и не появляясь в Москве удалиться в Ростов Великий, пребывать там, доколь царь Василий не проявит милость.
Филарет не взбунтовался против новой неправедной опалы и помолился Господу Богу за то, что защитил его от более жестокой царской «милости».
Путь до Ростова Великого Филарет совершил в полном одиночестве. Он сидел на облучке крытого возка и в руках держал вожжи, но коня не погонял и на дорогу, казалось, не смотрел. Его взгляд был устремлён под ноги коня, он прислушивался к цокоту копыт и слышал, как они вызванивали размеренно и чётко одно слово: са-та-на, са-та-на. И перед Филаретом возник образ властелина тьмы. Он был космат, клыкаст, в веретьяном кафтане и препоясан саблей. Вокруг него увивались слуги — все дьяволята, сатанята, а среди них резвились три брата Шуйских: сам царь Василий и князья, средний Дмитрий и младший Иван. «Оно так и есть, происками сатаны добыл себе престол Василий. Да век твой, князь тьмы, грядёт недолгий. Примешь ты срамную смерть в назидание всему роду твоему на века», — подумал Филарет и дума та оказалась пророческой. Он оторвал взор от дороги, от конских копыт, посмотрел на поля, на перелески, на чернеющую вдали деревеньку, услышал над ржаным полем песню жаворонка, Божьей птахи, и на душе у него посветлело.
Глава шестая
Противостояние
Ростов Великий жил в царствие царя Василия так же тихо, как и многие прежние годы подобало жить малому уездному городку. Как всегда, горожане были неторопливы, лишь по утрам кое-кто из них спешил на торжище в торговые ряды, занимавшие квартал близ кремля. Да торжище в эту пору было скупым, к исходу зимы и вовсе пустовало, потому как из окрестных деревень никакого подвозу продуктов не было. А из дальних селений, из той же суздальской, богатой дарами земли, крестьяне и купцы ничего не везли по той причине, что всюду по дорогам гуляли шайки разбойников.
Россия пылала в огне междоусобицы. И никто из россиян не мог представить себе конца смуты. Трижды Москва пребывала в опасности быть захваченной врагами. То мятежные отряды Ивана Болотникова почти достигли стен кремля и были остановлены в нескольких верстах от неё, под селом Коломенским, загородной царской вотчиной. То второй Лжедмитрий обложил Москву, как медведя в берлоге, перерезал все дороги, кроме одной — на Рязань, кою удерживали царские войска. То поляки попытались вновь ворваться в Москву, а как не удалось, пошли гулять по России, грабить города и сёла русские.
Всё это в Ростове Великом знали и переживали за судьбу державы, да что там скрывать, и за свою тоже. Но острее многих других ростовчан переживал за судьбу России митрополит Филарет. Он отчётливее иных россиян понимал, в какую пропасть катилась держава, какая разруха ожидала её в будущем. Братоубийственная война никому и никогда не приносила блага.
