— Да вознаградит тебя Всевышний, староста. Скажи, за кого мне Бога молить?
— Молись за Миколу с братией.
— Славный воин, бей ворогов во имя Господа Бога и матушки России. Аминь.
Вскоре же несколько вооружённых мужиков и Филарет на трёх санях уехали в Москву. Поляков же угнали в леса, неведомо куда.
На пути к столице Филарет пребывал в угнетённом состоянии духа. Поймут ли его архиереи, не обвинят ли в иудином грехе? Не упрекнут ли как клеврета самозванца? Как убедить их, что он был озабочен одним: судьбой Русской Православной Церкви. Да, здраво поразмыслив, пришёл к убеждению, что ему надо идти к архиереям с искренним покаянием. А покаянную голову меч не сечёт.
Филарет Романов и ополченцы Миколы приехали в Москву на рассвете тусклого февральского утра. Стражи строго расспросили их, кто откуда, и лишь после этого открыли решётки-ворота. Как миновали заставу, Филарет решил ехать в кремль, к патриарху на покаяние. Но ополченцы не согласились.
— Не с руки нам, — заявил рыжебородый мужик. — Да и ты, боярин, устал-измаялся. В бане бы тебе не мешало попариться. Там и духом воспрянешь.
Филарет внял совету, и вскоре его доставили на своё подворье.
Дворовые встретили владыку с воплями-причитаниями, засуетились суматошно. Кто-то побежал топить баню, кто-то на кухне скрылся, трапезу готовить да будить близких. Старый дворецкий Романовых повёл ополченцев кормить-поить, конюхи лошадей распрягали.
Вымывшись в бане, Филарет попросил найти князя Ивана, сам же прошёл в опочивальню, нашёл чистый лист бумаги в ларце под аналоем и написал патриарху Гермогену несколько слов о том, чтобы смилостивился принять с покаянием. А пока дворовый человек бегал в патриаршие палаты, Филарет сел в трапезной к столу и впервые за многие дни поел по-человечески. Он посетовал, что князя Ивана нет в палатах, и никто не знал, где он. Как трапезу закончили, вернулся дворовый человек и принёс ответное слово.
— Он же сказал: пусть владыко придёт к обедне в храм Покрова на рву. Там, говорит, ноне буду вести службу.
В сей день в церквах и соборах шло торжественное богослужение в честь иконы Божьей Матери «Взыскание погибших». Филарет пришёл в храм до начала богослужения. От его подворья до храма было каких-то сто с лишним сажен. Он не хотел быть узнанным в пути и надел чёрный охабень с капюшоном, под которым, словно в шалаше, спрятал своё лицо. В храме ждал патриарха с волнением. Но Гермоген появился из алтаря неожиданно и сразу же нашёл глазами Филарета, увидел обращённое к нему лицо и мольбу во взоре. Несмотря на то что Гермогену шёл восьмидесятый год, он был ещё прям и крепок, и сила в глазах светилась мощная. И Филарет порадовался за первосвятителя, с терпением стал ждать, когда патриарх позовёт его.
Филарет усердно молился и просил у неба одного, чтобы честный и суровый Гермоген понял его. И когда Филарет ещё дома писал, что, дескать, боится царя-батюшки, сие было не совсем правдой. За себя он не боялся, страдал из-за того, что мог накликать новые опалы на близких. А вот Гермоген всегда вызывал в нём душевный холодок страха. Неистовый правдолюбец лишь взглядом своим приводил малодушных в трепет.
Служба заканчивалась. Гермоген подозвал услужителя, что-то тихо сказал ему и кивнул головой в сторону Романова. Услужитель скрылся за боковой дверью алтаря и вскоре появился близ Филарета.
— Владыко, идите за мной, — сказал он тихо и повёл Филарета в помещение за алтарём, там оставил его, сам ушёл в алтарь. Гермоген завершал читать Нагорную проповедь:
— Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны крепкие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся...
Услужитель вернулся к Филарету и позвал его в алтарь. Гермоген закончил чтение и встретил появившегося в дверях Филарета:
— Подойди ко мне, брат во Христе.
Как давно не виделись эти два истинные христианина, два россиянина. Тогда избирали на царствие Бориса Годунова. И первым, кого постигла опала нового царя, был митрополит Казанский Гермоген. Он дерзнул отказать Годунову в своём доверии и не подписал избирательную грамоту. В те дни Фёдор удивился дерзости бывшего казака. Сам он не посмел дерзнуть и подписал грамоту, хотя и сделал это вопреки своей совести. И теперь Филарет понял, что тогда, двенадцать лет назад, он выкопал между собой и Гермогеном ров, через который так и не перебрался. Потому в ожидании решения своей судьбы не питал надежд на благополучный исход, покорился ожидающей его участи.
Гермоген не спешил сказать своё слово. Его жгучие тёмно-карие глаза, казалось, высвечивали всё нутро Филарета. Под этим взглядом человеку невозможно скрыть свои чёрные замыслы. И Гермоген увидел то, что не рассмотрел бы простой смертный. Он узрел, что в Филарете нет лжи, нет чуждых ему помыслов. И патриарх сказал словами Нагорной проповеди:
— Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят — И повторил: — Подойди ко мне, брат во Христе.
Филарет не заставил повторять приглашение трижды, но, подойдя, опустился на колени.
— Милости прошу твоей, святейший, принять моё покаяние. Грешен многажды, но бесам не служил.
— Ведаю твоё рвение за святую Русь. Ан ведаю и то, что бесы тебя путали, толкали в пропасть.
— Путали, святейший, одолевали происками. Да Всевышний указал мне путь истинный. И было покаяние. И к тебе пришёл не сумняшеся.
Патриарх не спешил поднять Филарета с коленей. В душе у него благостно вызванивали колокола, потому как узрел он пред собой россиянина, способного на многие подвиги во имя отечества. В сей час Гермоген видел то, что ожидало Россию в будущем. Тернистый путь державы, страдания народа, кровь, слёзы, мор, глад — всё неумолимо надвигалось. Ещё он видел то, что казалось ему страшнее всего: нашествие иезуитов, католиков, иноземных солдат, кои скопом попытаются поработить россиян, отторгнуть их от православной христианской веры, навязать еретическую. Сия вера уже насаждалась слугами папы римского и его пособниками — ляхами. Искони российская Смоленская земля уже попала под иго католиков. Кто же встанет против засилия католиков-еретиков на Руси, ежели отторгать от служения православной вере таких мужей, как Филарет? «Нет, брат мой во Христе, тебе опалы от меня не будет», — подумал Гермоген и взял Филарета за руку, помог встать.
— Верю, что шёл не сумняшеся и каждый твой шаг правдив, — согласился патриарх. — Потому призываю тебя помолиться во здравие Катерины-ясновидицы, твоей заступницы. Она открыла мне движение твоей души. И я принимаю твоё покаяние во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
— Аминь, — повторил Филарет.
Гермоген прошёл к скамье, сел и показал место рядом. И когда Филарет тоже сел, заговорил:
— Теперь внимай каждому слову с усердием. Конца нашим страданиям не вижу. Но ведаю о больших переменах. Ежели они скоро нахлынут и Россия устоит в них, то наступит время благоденствия. Пока же наш удел — борьба за святую Русь. Потому откроюсь: жду твоего подвига во имя державы.
