Как вернулись посыльные, думные бояре увидели, что нет у них иного россиянина, кроме Михаила Романова, кому бы Русь присягнула единым духом. И был назначен день созыва избирательного собора. Во все концы державы вновь помчали гонцы, дабы от пятидесяти городов, от Мезени на севере до Оскола и Рыльска на юге, от Смоленска на западе до Казани и Вятки на востоке, позвать достойных выборных от всех сословий.
По просторам России ещё завывали февральские метели, ещё стояли жгучие морозы, но, преодолевая непогоду, к Москве съезжались двести семьдесят семь достойных россиян: вельмож, купцов, священнослужителей, ремесленников, стрельцов, служилых людей всех рангов. Нашлись и радетели избирательного собора, кои устраивали выборных в Москве. Ими были князья Дмитрий Пожарский Фёдор Шереметев, Иван Одоевский и Борис Салтыков.
Однако не всё гладко шло на избирательном соборе в Грановитой палате Кремля, куда сошлись не только выборные. Сторонники князя Фёдора Мстиславского и князя Ивана Куракина да думного дьяка Грамотина заявили, что у России есть царь Владислав, коему москвитяне целовали крест. Были и такие, кто кричал, что выборные слепо идут за Филаретом Романовым, который управлял ими из своего пленения. И тогда князь Фёдор Шереметев принёс в Грановитую письмо Филарета, в котором тот советовал выбрать царём кого-нибудь из бояр, не запятнавшего чести. Но совету Филарета не вняли. Ведь такой царь мог быть свидетелем их прегрешений во время смуты. Помнили они, что государи с чистой совестью и двор подбирают из себе подобных. По этой причине московским вельможам было сподручнее поднять на трон личность незначительную, дабы управлять ею. И потому избрание юного Михаила Романова их вполне устраивало. Но шли дни, а избирательный собор никак не мог прийти к единому согласию. Противники рода Романовых и каверзы строили, и супротивничали, и дотошность во всём проявляли. В один из дней они потребовали грамоту, подтверждающую, что в роду Романовых есть представители, кои были в родстве с царями. И тогда митрополит Крутицкий Ефрем, местоблюститель патриаршего престола, сказал:
— Сие утверждение есть. Мы дадим на обозрение выборных грамоту о родовом дереве Романовых.
Накануне этого дня к викарию Ефрему приходил учёный муж, галицкий дворянин, и показал лист с генеалогическими выписками.
— Владыко святейший, — начал учёный муж, — сей лист показывает родство юного князя Михаила Романова с царём Фёдором.
Но когда митрополит Ефрем огласил документ, в Грановитой палате возник невообразимый гвалт. Сторонники князя Мстиславского драли глотки, отрицая родство Михаила и Фёдора.
— Кто тебе сочинил сию грамоту? — подойдя к Ефрему, крикнул-спросил князь Иван Куракин.
— Сия грамота — плод трудов учёного галичанина, — ответил Ефрем.
— Долой лжесвидетеля! Долой! — закричали в палате.
— Говорю всем, — продолжал князь Куракин, — родство князя Фёдора Мстиславского с царями ведомо всем, и оно выше романовского.
— Ты поезжай в вотчину к князю Фёдору да соборуй его. На ладан дышит твой князь, куда ему в цари! — возгласил князь Черкасский.
И трудно было угадать ход событий, потому как вельможи кулаки в ход пустили. «Да я тебе покажу «ладан», сам на него дышать почнёшь!» — кричал князь Куракин. Но в сей миг в палату влетел припоздавший выборный от донских казаков атаман Черемнов. Он высоко поднимал лист и размахивал им. Встав рядом с митрополитом Ефремом, возгласил:
— Я буду свидетелем родства сына Фёдора Романова Михаила с царями! Вот грамота!
— Атаман Черемнов, откуда ты ко времени возник?! — обрадовался князь Дмитрий Пожарский, который помнил его со дней изгнания ляхов.
— Княже, я есть выборный от Дона! А в руке у меня грамота, коя говорит о кровном родстве Романовых с царями. Тут от князя Андрея Кобылы всё расписано! — потрясая грамотой, кричал Черемнов.
Фёдор Шереметев взял обе грамоты и сличил их.
— Всё истинно в них. Нет подделок, — заявил он. — Смотрите, сведые в грамоте!
Однако противники Михаила Романова не сдавались. Князь Иван Куракин потребовал:
— Хочу видеть княжича Михаила! Потому как, может он не способен на троне сидеть! Пусть он явится пред нами, и мы оценим его.
Последнее слово, однако, оказалось за князем Шереметевым.
— Князя Михаила вы все видели, потому говорю: вольно мы поговорили, и не вижу инших причин тянуть с избранием Михаила Романова на царствие. Сам же он не может предстать пред высочайшим собором, потому как исполняет наш совет, пребывает в тайных местах и в бережении от татей, покушающихся на его жизнь. Скажете своё слово об избрании, и явится сей юный муж. Решайте же: быть или не быть царём Михаилу Романову!
В Грановитой палате на сей раз не возникло гвалта, выборные теребили бороды, чесали затылки, понимая, что нет у них причин волокитить, потому как природный царь налицо. И в этой тишине засновали среди выборных приказные дьяки, раздавая по спискам каждому выборному четвертушки бумаги. Им же оставалось одно: написать своё особое мнение, быть или не быть царём Михаилу Романову.
К вечеру, когда разложили на столах четвертушки, на всех двести семидесяти семи значилось одно слово — «быть». Так, за неделю до Масленицы 1613 года Михаил Романов был избран царём Российской державы. А на Масленицу, 21 февраля, в Прощёное воскресенье, чуть свет, заблаговестили по всей Москве колокола, собирая москвитян на большой совет. Земский совет приговорил объявить в этот день россиянам о том, что кончилось плачевное сиротство России и им дано право сказать своё слово, желают ли они себе в цари юного князя Михаила Романова.
Москвитяне отозвались на колокольный призыв не мешкая, потому как ждали его с того дня, как в Кремле собрались выборные всей земли. И по всем улицам, по Тверской, по Пречистенке, по Мясницкой, Ордынке, Якиманке потекли к Красной площади нескончаемые потоки. Такого многолюдия главная площадь державы не знала, ни один царь в прежние времена не удостаивался такой чести при избрании. И не надо было представителям Земского собора подниматься на Лобное место и спрашивать, желают ли россияне, чтобы их отцом-батюшкой стал князь Михаил Романов, стоило лишь послушать одобрительный гул народа, посмотреть на посветлевшие лица москвитян и можно было венчать Михаила на царство. Но слово всё-таки вознеслось. Как испокон повелось, с ним обратился к народу духовный отец будущего царя, митрополит Ефрем.
— Дети мои, россияне, выборные от всей земли постановили на Земском соборе быть царём России природному наследнику престола, избраннику Божьему, князю Михаилу Романову. Почтите ли его своей добротой, любезен ли он вам? Слушаю вас!
— Любезен! Хотим сего россиянина на престол!
— Слава царю Михаилу! — покатилось по Красной площади.
И владыко Ефрем увидел, что у многотысячной толпы россиян один лик: на нём радость и вера в будущее благоденствие России.
Красная площадь ликовала, как никогда. Народ не пугало то, что держава пребывала в великом разорении, что сотни тысяч десятин пахотной земли пустовали, потому как хлебопашцы были сметены с сельской нивы ураганом смуты, что многие города лежали в пепелищах и развалинах. Всё россиянами было одолимо, ежели во главе державы встанет любезный царь. И Прощёное воскресенье превратилось в большой всенародный праздник.
