— Мы заставим Россию пополнить казну!
— Не тешь себя пустыми надеждами. Нам не поставить Россию на колени, — отвечал король. Он знал, что обнищание страны не было случайным. Долгие междоусобные брани, война с Россией, роскошные балы и кутежи во время коротких передышек между войнами — всё это разорило страну. — И войско нам не собрать для похода на Московию, — горестно заключил Сигизмунд.
Владислав упорно продолжал настаивать:
— Но, отец, у тебя же есть личные деньги! Отдай их на благо Польши, а я верну, как только войду в Москву, сяду на престол.
Сигизмунд понимал, что так или иначе, но сыну нужно помочь, поддержать в нём надежду овладеть Москвой и престолом. Он знал, что Россия тоже пребывает в великом разорении и не сможет оказать сопротивления достаточно крепкому войску.
— Хорошо, сын, я попытаюсь убедить сенат пойти на риск и заставлю собрать деньги, нужные для похода на Москву.
Сенаторы, однако, отказали в помощи королю и его сыну.
— Мы не ждём блага от войны с Московией, — заявили они единодушно. — Помним былое.
Сигизмунд пытался убедить сенаторов:
— Но Владислав её царь. И он просит лишь об одном, о том, чтобы вы помогли ему занять законный престол.
Но ни увещевания, ни угрозы не помогли. Сенат не нашёл возможным и необходимым помочь Владиславу. Лишь в утешение королю было сказано:
— Ваше величество, проси гетмана Лисовского пройтись по Московии. У него есть войско, и он сделает то, что нужно.
Король и его сын вняли совету сената. И полетели гонцы к Лисовскому. А он словно ждал, что его попросят погулять со своими уланами по России. И не мешкая повёл летучие конные батальоны в пределы земли русской. Делая по сто пятьдесят вёрст в сутки, он проскользнул мимо Вязьмы и Можайска, обошёл Москву с юга и появился между Тулой, Муромом и Владимиром. Его конницу попытался преследовать князь Дмитрий Пожарский, но безуспешно. Лисовский налетал на малые гарнизоны уездных городов, сокрушал их, грабил добро и ускользал от наседавших на него русских ратников. Наконец он замыслил захватить крепость Серпухов и засесть в ней.
Успехи Лисовского побудили короля Сигизмунда раскошелиться, и он дал сыну денег, чтобы тот нанял небольшое войско. Владислав действовал споро. Спустя две недели у него под рукой было больше трёх тысяч наёмников. Он разделил их на два отряда и сам повёл свой отряд к Калуге, а гетмана Гонсевского послал захватить Можайск.
В Москве запаниковали. Боярская дума заседала каждый день, но не могла найти, как ей казалось, достойных воевод, которым можно было бы доверить стрелецкие полки. Наконец выбор пал на князя Андрея Хованского, коего послали к Можайску, и на старшего князя Ивана Хворостинина. Ему поручили дать бой полякам под Калугой.
Русские воины успели встать на пути войска Владислава, и тот не смог одолеть их сопротивление... Началось позиционное противостояние, коего поляки боялись. Да и было отчего, потому как россияне стали их обкладывать, как медведя в берлоге. Но полностью окружить поляков ни Хворостинину, ни Хованскому не удалось. Первым выбрался из «мешка» Владислав и поспешил на помощь к Александру Гонсевскому. Вместе они прорвали редуты россиян и попятились к своим границам. Россияне преследовали поляков до Днепра, но там отстали. К тому же такой исход боевых действий устраивал русских воевод.
А пока в пределах России шли военные стычки, Лука Паули с товарищами добрались до границ Польши, близ неё продали коня и возок и ушли в пределы чужой страны. Шли под видом Божьих странников, коих в ту пору много бродило по Европе. Лука и Антон довольно сносно говорили по-польски, и всё бы шло у россиян хорошо, если бы они знали, в каком краю Польши искать митрополита Филарета и князя Голицына. В какой тюрьме или в каком монастыре томились два узника, можно было только гадать. Им оставалось одно: уповать на Божие провидение и на случай... Они выходили на большие шляхи, шли от таверны к таверне, от одного постоялого двора к другому и прислушивались к разговорам проезжих путников. К их досаде, такие действия за месяц хождения не принесли им успеха. Когда они были уже вблизи Варшавы, что-то побудило их идти не в столицу, а от неё на север, в Литовскую землю. И прошло немало дней, пока они миновали Гродно, Лиду, вышли на шлях, ведущий к Вильно. И уже далеко за Вильно, в небольшом местечке Игналина им повезло. Весь день они пробыли на постоялом дворе и уже к вечеру собрались в путь, чтобы ночной порой идти на Даугаву. И в самый последний миг на постоялый двор въехал дорожный рыдван, а за ним — два верховых воина. Вскоре из рыдвана вышли четыре священнослужителя и молча прошли в низкое просторное здание. Было видно, что они проделали большой путь, устали и чем-то недовольны, о чём говорили их мрачные лица, особенно лицо худощавого, похоже, старшего среди них патера. Хозяин постоялого двора, грузный литовец, встретил патера радушно, как старого знакомого. Низко кланяясь, он сказал:
— Добро пожаловать, святой отец. — И повёл его в отведённый ему покой.
Вернувшись, хозяин повёл других гостей в глубину таверны, распахнул перед ними дверь и пригласил их войти. И тут Паули услышал русские слова: «Господи, сие есть свиной хлев, а не покой. Дайте мне другую опочивальню!»
Хозяин с поклоном что-то ответил и открыл новую дверь, сказал, что покой на одного. Россиянин скрылся за дверью. Лишь только хозяин ушёл из коридора, Паули поспешил к россиянину.
— Да продлит Господь дни вашей жизни, сын Божий, — войдя в номер, сказал Паули и подошёл вплотную к россиянину.
— Кто ты? И что тебе нужно? — спросил дьякон Феофан.
— Я ищу человека, дабы уберечь его от грозящей ему смерти, — тихо сказал Паули.
— Какого такого человека? — И Феофан попятился.
— Того, что встречался с митрополитом Филаретом, — играл Паули. Он шёл от предположения, что перед ним русский поп-отступник, и может знать, где поляки упрятали митрополита и князя. — Скажи мне, где Филарет и я отведу от тебя беду.
— Я ничего не знаю, уходи прочь! — потребовал Феофан.
— Но я не желаю тебе худа, а ты ищешь его сам. Говори, что знаешь, и не мешкая. Ты же отступник, ты изменил русской церкви и отчизне, — ломился напролом Паули. — Говори, что знаешь, да будешь прощён. А не то... — И Паули достал из-под плаща кинжал.
— Изыдь, сатана, изыдь! — с дрожью в голосе воскликнул Феофан. — Я не ведаю, где Филарет.
— Вижу, что ведаешь! — И Паули коснулся Феофана кинжалом.
— О господи, от татей нет спасения!
— Говори же! — И Паули уколол Феофана.
— О, Владычица, Матерь Божия, спаси! — Да понял, что нет ему спасения, потому как увидел в глазах Паули свою судьбу. И, не спрашивая, зачем этому человеку с кинжалом Филарет, Феофан простонал: — Иди в Мальборгский замок, что под Мариенбургом. Он там.
— Целуй крест, — потребовал Паули.
— Истинно говорю. — И Феофан поцеловал свой крест.
