Щербачёва не проявила покорности, головы не склонила, лишь улыбнулась. Царедворцы, кои были допущены послушать беседу с молодой колдуньей, ждали большей царской опалы. Но тут же поблагодарили Господа Бога за то, что их царь добр и не злопамятен. Царь Михаил велел стольнику Василию Бутурлину и своему прежнему сотоварищу князю Ивану Черкасскому проводить Щербачёву до Дмитрова, а там отдать под надзор и сопровождением приставам. Сам же ещё глубже ушёл в уныние.
В эти дни к царю каждый вечер приходил отец. Побеседовав с думным дьяком Иваном Грамотиным и узнав все последние новости из зарубежных держав, Филарет пересказывал всё царю. И был вечер, когда Филарет поведал сыну, что в Москву едет посол Персидского шаха Аббаса и везёт необыкновенные подарки. Ещё патриарх сказал сыну, что посол шаха Руссан-Бек просит русского царя приготовить ему встречу по христианскому обычаю: с духовенством, хоругвями и чудотворными иконами. Удивился царь Михаил причудам персидского посла, совета спросил у патриарха.
— Сия просьба загадочна, — ответил Филарет. — Так мы встречаем токмо единоверцев. Надо всё обдумать и с иереями посоветоваться. Зачем урон нашей церкви?
— Посоветуйся, государь-батюшка. Да и вызнай, с чем едет к нам Руссан-Бек. Не думаю, чтобы насмешку замыслил над нашей верой, — заключил царь.
И он не ошибся: ехали ж персы в Россию с чистой душой. Вскоре загадочная просьба Руссан-Бека раскрылась.
Послов из Персии встречали далеко за московскими заставами и в чистом поле тысячной толпой во главе многих иерархов и архиереев. Патриарх Филарет вызнал-таки, с чем едет персидский посол И был рад, что Россия обретёт такой подарок.
Руссан-Бек увидел удивительное зрелище. Его встречали сотни священников, над ними развевались хоругви, сверкали на солнце золотые оклады чудотворных икон. Сотни певчих пели псалмы, над шествием курился ладан.
Руссан-Бек подкатил в карете к встречающим, ему подали окованный серебром ларец. В полнейшей тишине он открыл его и достал истинный Хитон Господень. Этот Хитон был найден в северной Персии на границе с Грузией. Руссан-Бек раскинул Хитон на открытой карете, да так его и повезли в Москву доставили в Кремль, где посланца шаха ждали царь, патриарх, вельможи, духовенство.
Хитон Господень под благовест кремлёвских колоколов был поднесён царю Михаилу, и посланник шаха сказал при этом:
— Сия священная реликвия принесёт вам победу над всеми врагами кои есть у России.
После чего Хитон Господень отнесли в Успенский собор и отслужили молебен. Все долго и упорно молились, ожидая проявления чудес, дабы убедиться в подлинности реликвии. И чудеса свершились. Молодая дворянка Сетпанова заставила своего слепого сына поцеловать Хитон. Он лишь прикоснулся к нему и прозрел, крикнул от радости:
— Матушка, я вижу Боженьку!
И тогда к Хитону Господню подошёл патриарх. Преклонив колена, он трижды поцеловал реликвию. И, закрыв глаза, долго был неподвижен. В храме все замерли в ожидании нового чуда. И оно произошло. Патриарх увидел знамение: раскрылись многие города и веси России и через них шествовал царский поезд, провожаемый толпами россиян.
Филарет открылся не тотчас, но после торжественного обеда, устроенного в честь послов. После долгих размышлений Филарет пришёл к убеждению, что знак Господень проявился неспроста. Воля Всевышнего побуждала его и царя к действиям, важным для будущего державы. И после того, как Руссан-Бека проводили в обратный путь, наделив его мехами соболей, куниц и белок, рыбьим зубом и воском, патриарх призвал царя Михаила к долгому деловому посещению многих городов центральной России.
Майским вечером, когда в зарослях сирени в подгорье Кремля возносились соловьиные трели, Филарет поведал сыну о видении близ Господнего Хитона и рассказал, что увидел за этим.
— Ты, сын мой, ещё в печали. Но держава просит наших забот о ней, радения отеческого, и потому настал час трудов великих. И для начала уйдём мы в поход по многим городам российским, всюду оком своим посмотрим, всюду дадим наказ воеводам и духовенству, как налаживать благодатную жизнь.
— Государь-батюшка, я в согласии с твоим желанием. Токмо как мы будем ладить жизнь, сие мне неведомо.
— Мы с тобой токмо в Москве лишили власти всех мшеломцев, в коих корысть обуревала в управлении державой. Теперь же следует высветить всех извратников жизни на местах. По совести ли управляют воеводы, не мздоимствуют ли губные старосты, приказные дьяки, приставы, не дружат ли с зельем попы? Всё и всех надо высветить, всех недостойных лишить власти, наказать в назидание. И поедем мы с тобой не тайно, не безвестно, но отправим во все города сеунчей с грамотами, уведомим о своей воле, побудив всех наводить порядок. Там же, где того порядка не прибудет от нерадения воевод, тиунов и старост, будем строго с них взыскивать и изгонять по случаю. Да на каждое властное место, дабы оно не пустовало, найдём разумных вельмож и служилых людей больше из молодых, из дворянского рода, коими Москва и Россия богаты.
— Спасибо, родимый. Ежели так будем править державой, быть ей в достатке и процветании. Да не будем мешкать, шли гонцов, собирай служилых людей, готовь поезд.
И помчались во все города, до Белгорода на юге и до Вологды на севере, гонцы с повелением государей готовиться к их встрече, во всём порядок наводить, крамолу, злочинство и казнокрадство изживать. В Москве той порой начались сборы в дальний путь. Филарет сам подбирал вельмож, воевод, священников, дьяков и прочих, способных при надобности управлять на местах. Долгими вечерами, обсуждая с царём каждого подорожника, Филарет не назвал никого из старинного московского боярства. Были забыты князья Курбские, Микулинские, Пеньковы, Холмские, бояре Годуновы, Сабуровы, Тучковы, Челяднины... Не обошёл вниманием Филарет лишь титулованных князей Прозоровских, Долгоруких и Урусовых. В этих родах, по его мнению, были достойные отпрыски. Шли в поход с царём и патриархом не титулованные Милославские, Боборыкины, Лопухины, Нарышкины, Чаадаевы — все люди скорые на подъём, деловитые и прозорливые.
У Филарета был опыт собирать воедино большое множество людей. Правда, тот опыт великого московского посольства к королю Сигизмунду был горьким. Но и подобное шло впрок, потому как без горького не познаешь сладкого. Ежели тогда из Москвы поднялось невесть зачем более пяти тысяч человек, теперь же царский поезд составляло чуть больше пятисот с прислугой, с приказными дьяками для дотошной проверки писцовых книг и земельных описей. Правда, совсем неожиданно Филарету пришлось взять в поход воеводу Михаила Бутурлина. Костромичи били челом государю о том, чтобы он вместо безрассудного боярина Якова Челяднина вернул им воеводу Бутурлина. В эти годы воеводы в областях менялись не по срокам, а как заставляла нужда. И Филарет позвал Бутурлина с собой. Он же наказал Катерине ехать с детьми прямым путём в костромское имение. Катерина была этому рада, потому как увидела в том поворот судьбы, указанный перстом Божиим.
Выезжали из Москвы сразу после церковных торжеств в честь дня Вознесения Христова. Ещё звучали в душах христиан слова проповедей, евангельских чтений: «Вы примете силу, когда сойдёт на вас Дух Святой... Сказа сие, Он поднялся в глазах их, облако взяло Его из вида их...» — а поезд потянулся к заставе и взял путь на Калугу.
