Постепенно встававшая с колен Сербия была независимой, но отсталой в технологическом отношении страной с неразвитой экономикой, основу которой составляли свиноводство и садоводство. У власти сменялись враждовавшие между собой дома Карагеоргиевичей и Обреновичей, и враждовавшие не на шутку. В 1817 году подосланные Обреновичами злодеи убили основателя рода Карагеоргиевичей и вождя Первого сербского восстания Георгия Петровича, а потом еще и отправили его отсеченную голову наместнику султана в знак своей лояльности. Страшная месть свершилась в 1903-м: офицеры из числа сторонников Карагеоргиевичей свирепо расправились с королевской четой Обреновичей, изрубив и выбросив из окон дворца их трупы. Борьбу за свободу и объединение южных славян это не остановило, памятники в Сербии ставят представителям и той и другой династий.
Столетие назад романтически понимаемая идея сербства переживала несомненный подъем, чему в немалой степени способствовали боевые победы и постепенное приращение территорий. Войны 1912–1913 годов принесли фактический слом Османской империи в ее европейских владениях, еще и умерив аппетиты восточного сербского конкурента, Болгарии. После начала Первой мировой уже не такая маленькая, как прежде, но все же небольшая Сербия с населением в 4,6 миллиона человек провела образцово эффективную мобилизационную кампанию, за считаные дни доведя численность армии почти до 500 тысяч штыков. Вена уведомила Белград о прекращении мирных отношений 28 июля 1914 года, активные бои начались через две недели. Дислоцированные вдоль линии фронта силы противников оказались примерно равными. При этом габсбургская армия, конечно, превосходила войско Карагеоргиевичей по всем мыслимым показателям, но только не в силе духа и боевой выучке. Сербы неожиданно выиграли значительную битву у горы Цер, и этой победе композитор Станислав Бинички, автор первой национальной оперы «На заре», посвятил бравурный «Марш на Дрину». В начале декабря, предвидя наступление противника, сербы оставили Белград, но тут же перешли в стратегическую контратаку, взяв верх в яростном многодневном сражении у реки Колубара, после чего отбили обратно и свою столицу. Цели войны правительство страны формулировало — для своих солдат и для всего мира — так: «Освобождение и объединение всех наших несвободных братьев сербов, хорватов и словенцев». На практике речь шла о присоединении к Сербии Боснии, Герцеговины, установлении контроля над севером Албании с выходом к Адриатическому морю и — чем черт не шутит! — о том даже, чтобы занять Салоники. Все это оказалось задачей трудной и потребовавшей больших жертв: уже в первые месяцы войны сербская армия потеряла почти 200 тысяч человек.
Горнист молодежной организации «Душан Сильный» трубит сбор. Фото из книги «Военный альбом. 1914–1918», изданной в Белграде в 1926 году
Ситуация на фронтах оставалась стабильной почти целый год, пока к осенней кампании 1915 года в зону боевых действий не были переброшены крупные немецкие подкрепления. Полки двух императоров (800 тысяч человек) повели наступление по всей 1000-километровой линии соприкосновения сторон, и тут в войну вступила Болгария, ударив славянского соседа в спину. Положение сербской армии, вытесненной во внутренние районы страны, становилось отчаянным. Главнокомандующий, престолонаследник Александр, отверг два одновременно поступивших в его штаб-квартиру предложения: оскорбительное (австро-немецкое о капитуляции) и самоубийственное (своих генералов о контрнаступлении). Регент принял иное решение: об эвакуации первой, второй, третьей армий (четвертой у Сербии не было) вместе с королевским двором и правительством за границу. Речь шла о бегстве целого государства, и я не уверен, что в мировой истории отыщется много подобных примеров.
Трагическая эпопея отступления вошла в сербскую историографию как «албанская Голгофа»: по обледенелым дорогам и тропам горных массивов Шар-Планина и Проклетие, в тяжелейших погодных условиях, колонны из нескольких сотен тысяч человек ползли к адриатическому порту Дуррес. Эти земли контролировал бывший османский полководец Эссад-паша Топтани, глава полупризнанной республики, топтавшийся у власти за счет финансовой и военной поддержки Карагеоргиевичей, а также благодаря общей военной неразберихе. Больше отправиться сербам было некуда, только к этому паше: враги перекрыли прочие линии коммуникаций.
Данные о сербских страданиях и потерях в годину «албанской Голгофы» заметно разнятся. Обобщая сведения, суммирую: в многодневный и многотрудный путь отправились около 300 тысяч офицеров, солдат, государственных служащих и иных гражданских лиц, с собой они взяли еще и некоторое количество пленных, и несколько полковых цыганских оркестров, а также мощи первого сербского короля Стефана Первовенчанного. Страны Антанты медлили с предоставлением морского транспорта, и только после ультиматума Николая II, пригрозившего союзникам выходом России из войны, в конце января 1916 года, французские, итальянские, британские корабли начали эвакуацию. Заботу батюшки-царя не забыли: век спустя, в пору нового всплеска русско-сербских симпатий, в центре Белграда подняли классических пропорций памятник Николаю II, с адекватной величию его умершей империи бронзовой осанкой. Площадка, на которой установили монумент, прежде называлась сквером Девушки из Косова, а теперь превратилась в Александровский парк, в память о погибших в авиационной катастрофе в 2016 году артистах российского армейского ансамбля песни и пляски. На церемонии открытия памятника один важный белградский политик недолго думая заявил, что Николай II «пожертвовал короной, царством и жизнью, чтобы спасти Сербию», то есть выходит: российский император, подобно князю Лазарю, сознательно выбрал путь небесный, а не земной.
Сербская армия на Корфу. Февраль 1916 года. Фото из французского издания Le Miroir
В тунисский порт Бизерта союзники вывезли около 12 тысяч человек, а основные сербские военные и гражданские силы, около 150 тысяч, оказались на самом северном греческом острове Корфу (Керкира). Как следует подготовить прием такого количества беженцев не смогли, и войско изгнанников продолжало нести потери: измученные солдаты тысячами умирали от холеры и последствий голода, негде было их хоронить. Пролив между Корфу и островком Видо, где разместились карантинные службы, известен как «голубая могила», поскольку в его водах, как считается, нашли вечный покой 6 или 10 тысяч человек. В 1938 году по проекту архитектора Николая Краснова, русского белоэмигранта в Югославии, на острове Видо возвели еще и мавзолей, византийских пропорций некрополь на полторы тысячи тел.
Сербскому «железному потоку» из Метохии на «остров спасения» посвящены не парадные марши, а самые печальные песни, какие только смогли сочинить военные поэты и композиторы, — «Изгнанники» («Синее море глубо́ко…») и знаменитая «Там, далеко». Солдат, оказавшийся на острове Корфу («…где цветет желтый лимон»), вспоминает о погибших во время тяжелого горного перехода товарищах, о разрушенной врагами родной деревне, о сожженном храме Божием, в котором он когда-то венчался, и нет конца-края этой неизбывной тоске. В трагическом песенном пафосе скрыты, как представляется, некоторые особенности коллективного характера сербов: их своеобразная жизненная жилистость, умение переносить долгие невзгоды, вечная настырность в достижении цели, стойкое стремление первенствовать, готовность жертвовать сегодняшней прагматикой во имя абстрактного счастливого «завтра», зацикленность на идеалах своей освященной национальным лозунгом борьбы. В сербский язык благоприобретено из турецкого понятие inat (инат) — в буквальном переводе «свойство поступать наперекор». Применительно к характеру нации это качество рассматривают широко, как способность и даже склонность действовать назло судьбе, противнику, даже самому себе, иногда против здравого смысла. Есть, например, анекдот о сербском крестьянине, который радуется тому, что у него сдохла корова, поскольку соседу теперь не у кого будет купить молока.
