Я пообещал и постараюсь это обязательство не нарушить.
6
Воjводина — Vajdaság
Славянское поле
Нам, жителям равнин, окруженные горами города
всегда кажутся похожими на птичьи гнезда.
Джордже Балашевич,
«Прикосновение шелка» (1999)
Путешествие по Воеводине — незанимательное занятие. По обе стороны дороги без поворотов вы наблюдаете черные, бурые, зеленые поля, плоские как блин, без всяких шероховатостей. Номадам бы исполнять на этих просторах свои заунывные песни… Тусклое зимой и яростное летом небо накрывает это однообразие бездонной голубой или серой чашкой, и ничто не колышется вокруг. Прямо по Сергею Довлатову: пейзаж без излишеств. С другой стороны, прекрасная возможность для медитации — если перемещаться на запряженной волами повозке; прекрасная возможность для чтения — если ехать на пассажирском автобусе; прекрасная возможность для содержательного разговора — если в автомобиле рядом с тобой добрый попутчик. И я все эти возможности не упустил.
Воеводина, автономная область в составе Сербии, почти целиком расположена севернее Дуная и целиком севернее Савы, так что с точки зрения географии к Балканам она никак не должна относиться. Воеводину превращает в балканское крыльцо не география, а история, в конце концов связавшая эти земли с сербской народной судьбой так тесно, что Сербию без них теперь невозможно представить. Поглядим на карту: слева Бачка, справа Банат, то, что южнее Дуная и до Савы, — Срем
[33]. На местности все организовано тесно. Скажем, исторические кварталы административного центра Воеводины Нови-Сада расположены в Бачке, а вот южные новисадские районы и крепость Петроварадин относятся к Срему. В Среме же, если верить карте, находится Новый Белград, как и еще одна важная часть сербской столицы, бывший австро-венгерский форпост Земун. Центр Белграда формально принадлежит Шумадии, а сразу за северо-восточной белградской границей, через речной остров и дунайские рукава, начинается город Панчево — это уже Банат. Как хотите, так и разбирайтесь. В Белграде и вообще к югу от Савы жителя Воеводины назовут лала, это жаргонное, но не пренебрежительное прозвище. Как считается, лалы сдержанны в эмоциях, неторопливы в поступках и по-особенному основательны в принятии решений, в отличие от более импульсивных и вспыльчивых шумадинцев, от боснийских братьев из-за Дрины или от сербов из Южного Поморавья, из Ниша либо Пирота. При более крупной фокусировке оказывается, что все это, конечно, так, да не совсем так. В Воеводине мне разъясняли, что настоящие, медленные лалы живут только в Банате, а остальное население области — огневые «сербы из Черногории». В Банате я об этом не спрашивал, но если спросил бы, то в ответ наверняка получил бы совсем иную оригинальную версию. На Балканах хаос и спокойствие гармонично сочетаются между собой, и даже если признать, что Нови-Сад меланхоличнее Белграда, не стоит делать вывод о Воеводине как о заснувшем царстве. Но вообще здесь есть ощущение некоторой отдельности. В ту пору, когда термин лала еще не был в ходу, сербов, перебравшихся из османских земель за Дунай и Саву, называли пречанцами, от слова преко — «через». Они и сейчас живут по другую сторону.
За политический контроль над этими территориями в Средние века сражались с аварами, болгарами, византийцами Венгерское королевство и его сербские феодалы, потом здесь воцарились Османы, Османов долго гнули и наконец сломали Габсбурги, а Габсбургов сломала Первая мировая война. Сербы переселялись за Саву и Дунай веками, бежали от султанского меча и исламской веры. Уже в начале XVI столетия западноевропейские картографы маркировали области Срем и Банат на особый манер, Rascia (от «Рашка»). Самих сербов часто называли «рацен», а основанный в 1694 году Нови-Сад получил от просвещенной императрицы Марии Терезии элегантное имя (лат. Neoplanta) только полвека спустя, а до того обозначался проще, Ratzen Stadt. Этноним «рацен» казался его носителям-сербам оскорбительным и постепенно исчез из употребления.
Уильям Генри Бартлетт. «Нови-Сад и Петроварадинская крепость». Гравюра. 1830-е годы
Кровавые габсбургско-османские баталии выносили на северный берег Балкан новые и новые сербские волны, вот примерный перечень военных кампаний, повлекших за собой цунами миграций: 1593–1606, 1683–1689, 1716–1718, 1720–1730… Прибой докатился и до Буды, где сербы поселились в известном веселыми кабаками районе Табан; переселенцы поднялись еще выше по Дунаю, до Эстергома и Дьора. О православном присутствии отчетливо напоминает, например, архитектура туристического городка Сентендре к северу от Будапешта. Сербов за Дунаем становилось все больше, но до поры до времени все же было не слишком много: не одно и не два столетия нынешняя Воеводина была южной Венгрией, перестав таковой считаться только в 1918-м. Распорядись история по-другому, эти земли сейчас не относили бы к балканским.
Уильям Генри Бартлетт. «Крепость Петроварадин». Гравюра. После 1830 года
БАЛКАНСКИЕ ИСТОРИИ
КАК ОСМАНЫ БРАЛИ «ДУНАЙСКИЙ ГИБРАЛТАР»
Петроварадин — одна из самых мощных крепостей империи Габсбургов, рассчитанная на гарнизон в 15 тысяч штыков с 400 пушками. Прежде на холме над Дунаем жили разные древние люди, там найдены руины кельтского и римского поселений, а в XIII веке, при венграх, обосновался цистерцианский монастырь Белакут. Монастырь окружали крепостные стены, не устоявшие в 1526 году перед османским штурмом. Габсбурги вернули эту выгодную стратегическую позицию христианскому миру через полтора столетия, и вот в 1692-м Карл Евгений де Круа, голландский принц на австрийской службе, заложил в Петроварадине новую систему укреплений. Недостроенную крепость уже через два года осадил султанский военачальник Сурмели Али-паша, но военного успеха не добился. Благодаря петроварадинской крепости возник будущий Нови-Сад, городок многонародный, но в ту пору не сербский, выросший из скромного посада на северном берегу Дуная, где жили торговцы, ремесленники, солдатские жены и прочий обслуживавший австрийский гарнизон люд. Летом 1716 года Евгений Савойский разгромил у стен Петроварадина 150-тысячную армию великого визиря Силахдара Дамада Али-паши, чем обеспечил Габсбургам успех в очередной войне за веру и территории. Пытаясь переломить ход сражения, паша геройски погиб; в белградском парке Калемегдан я навестил его мавзолей. Петроварадин, состоявший из двух разветвленных оборонительных систем, Верхней (Hornwerk) и Нижней (Wasserstadt), достраивали и совершенствовали до 1790 года — проложили, в частности, на четырех уровнях 16 километров подземных галерей. История сделала эти усилия малополезными: граница отступила к югу, и Петроварадин утратил оборонительное значение. В 1848 году гарнизон крепости перешел на сторону восставших против Габсбургов венгров и мощным артобстрелом спалил Нови-Сад, занятый верными империи полками. Бунт подавили, и еще столетие в крепости, получившей за неприступный вид название «дунайский Гибралтар», по-прежнему размещались казармы, штабы, госпиталь, склады, тюрьма (знаменитыми ее узниками в разное время были Карагеоргий и Иосип Броз Тито) и прочие объекты инфраструктуры. Когда в 1918 году Австро-Венгрия распалась, власти в Белграде планировали срыть укрепления, но ответственный за выполнение приказа полковник Драгош Джелошевич оказался ценителем инженерного искусства и добился пересмотра решения. Стены, башни, равелины, форты, казематы, эскарпы и контрэскарпы Петроварадина и впрямь производят впечатление бессмысленного военного совершенства. Снаружи, особенно с другого берега Дуная, крепость кажется пригнувшейся, она вгрызается в землю, чтобы враг не смог ее легко разбомбить. В подземелье есть 60-метровой глубины колодец, в который, улучив момент, я бросил камешек. Темнота булькнула примерно через три секунды.
