То же самое относится и к Любляне — с той разницей, что в своем родном городе Йоже Плечник построил не по три, как в Праге или Вене, а ровно 33 гармоничных объекта и здания. Приступив к комплексному проектированию в начале 1920-х годов, Плечник перепланировал городское пространство, по-новому разметил центральные магистрали, задал параметры общественных парков, фактически определив нынешний облик центра Любляны, еще не до конца оправившейся к тому времени от последствий шестибалльного землетрясения 1895 года. Мановениями своего волшебного карандаша Плечник превратил речку Любляницу в главную улицу Любляны, сначала — административного центра Дравской бановины, затем — оккупированного нацистами города, еще позже — столицы социалистической Словении. Невзирая на обстоятельства, Плечник при всех режимах проектировал и храмы Божии, и кладбища человеческие, и мосты, и стадион, и памятники, и общественные, и офисные, как сказали бы ныне, центры, и рынок, и парки, и набережную, и променад, и фонтан. Последней его работой стало выполнение заказа для товарища Тито. В резиденции вождя на острове Вели-Бриюн по проекту Плечника в 1956 году построили белокаменный садовый павильон античных пропорций.
Если бы Петр Вайль вдруг включил в свою книгу о загадочной связи человека с местом его обитания главу о Любляне, то гением этого города он наверняка избрал бы Плечника, а не Прешерна — и был бы прав, потому что Плечник и есть Любляна в той же примерно степени, в которой Прешерн есть вся Словения. Но, сколько я Петра ни уговаривал, он так и не съездил ни в Любляну, ни в Загреб, ни в Сараево, ни в Белград: Балканы для Вайля ограничивались двумя городами с великим прошлым, Афинами и Стамбулом. В таком подходе не стоит искать высокомерия опытного путешественника, холодным умом отбирающего в культурном багаже человечества только важное и только главное, потому что всего с собой все равно не унести. Приходится признать: южнославянская вселенная — в основном для любителей пряного и перченого, и многие — пусть даже и с малыми на то основаниями — опасаются, что и вполне себе европейская Словения способна вызвать изжогу.
Вершинами творчества Йоже Плечника считаются Tromostоvje — соединяющий площадь Прешерна со средневековым кварталом на правом берегу реки комплекс из трех мостов — и здание Национальной и университетской библиотеки Словении, возведенное в стиле итальянских палаццо. Фасад этой библиотеки издалека напоминает узорчатый тканый ковер. Плечник намеревался создать кое-что помонументальнее, да не сложилось: после Второй мировой войны его идея возвести на холме над городом «словенский Акрополь» (для чего требовалось снести средневековый Люблянский замок), в котором разместился бы социалистический парламент, была — надо признать, к счастью, — отвергнута властями. Тогда архитектор предложил построить парламентский храм Свободы в виде гигантского островерхого конуса в другом квартале Любляны, но и эта концепция не получила поддержки. Тем не менее оба неслучившихся проекта считаются шедеврами, один изображен на реверсе словенской евромонетки, а другой дал название альбому рок-группы Laibach.
Принято думать, что архитектор Плечник в мечтах представлял себе Любляну как новые Афины, но с этим не все искусствоведы согласны. Одни специалисты отыскивают в спроектированных Плечником зданиях «эротические обертоны», другие вовсе их не замечают. Насчет сублимации в бетоне и мраморе любовной энергии я, может, и согласился бы: Плечник хотя и не был чужд интереса к женской красоте (в Праге ему приписывают роман с дочерью первого чехословацкого президента Элис Масарик), но так и не создал семьи, не завел детей или постоянной подруги и до самой смерти в возрасте 84 лет жил в построенном по собственному элегантному проекту доме почти в полном одиночестве. Биографы считают: больше всего на свете Плечник боялся потери творческой свободы, отсюда, вероятно, и сознательно избранный образ жизни домоседа.
Аскетичная обстановка дома Плечника не оставляет сомнений в том, что его хозяин мало чем интересовался, кроме вопросов профессионального самосовершенствования. Он экономил даже карандаши, которыми чертил и рисовал, пока держали пальцы; огрызки потом вставлял в специальный мундштук — и продолжал работать. Чтобы ограничить себя в неге, самодисциплинированный Плечник заказал неудобную малоформатную кровать: проснулся и сразу вскочил с постели. В труде он вел себя как и положено перфекционисту: использовал только натуральный камень, нумеровал каждый кирпич, лично контролировал, куда какую глыбу вмуровывает строитель. Этот выдающийся архитектор, скорее всего, в повседневном общении был скучным человеком, которого больше светских бесед интересовало эпистолярное общение. Гостиную в своем доме Плечник намеренно спроектировал как зимний сад, вечная сырость которого отпугивала посетителей. Здание на Каруновой улице регулярно навещал разве что настоятель расположенного по соседству храма Святого Иоанна Крестителя, с которым архитектор, ревностный католик (за что Плечника, как считается, недолюбливали коммунистические власти), вел душеспасительные разговоры. Быть может, и о добровольном целибате. Все мы, если настойчивы и хотим добиться заветной цели, вынуждены чем-то жертвовать, но только немногим дано умение принести в жертву даже малую частицу себя, когда того не требуют настойчиво внешние обстоятельства.
Словенский архитектор Йоже Плечник и его собака Сивко. Фото. Ок. 1933 года
Друг Плечника, настоятель католического храма Фран Салешки Финжгар, известен как автор одного из самых романтических произведений словенской литературы, исторической саги «Под солнцем свободы». Речь в этой книге идет о походе славян на Византию в VI веке, о кочевниках гуннах, о Константинополе времен Юстиниана и, главное, о невероятной любви Истока и Ирины, язычника-варвара и знатной придворной дамы. Из Любляны, понятно, Константинополь не увидать, да и Балканы в Словении, честно говоря, почти никак не просматриваются, но знания и сила воображения способны соединить несоединимое.
Любляна — наиболее стильная столица европейского юго-востока, если вкладывать в понятие «стиль» его венский и пражский смыслы. Без сомнения, Любляна — самый чинный и благопристойный из крупных городов Балканского полуострова, если за образцы живости и неформальности принять Белград или Салоники. Любляна в разы чопорнее Стамбула, она строже Софии, спокойнее Загреба, куда комфортнее Приштины, Скопье и Подгорицы, заметно холоднее (я не климат имею в виду) Бухареста или Сплита. За полторы тысячи лет истории словенские земли вобрали в себя немного балканского, но много центральноевропейского. Это тот самый случай, когда религия, культура, политика оказались сильнее крови и географии. В немалой степени и поэтому тоже цивилизационный разрыв Словении с Югославией вышел не критично болезненным. Но как раз в этом, замечу, кроется еще одна особенность спокойных маленьких народов: чужого они не требуют, но и своего никогда не отдадут.
Словения — такая, какая она есть, — дает близким и далеким юго-восточным соседям до берегов Черного и Эгейского морей пример разумных общественных трансформаций, и проявляется это даже в мелочах. В таких, например, как грамотно выстроенная линейка исторических личностей, портретами которых принято украшать купюры национальной валюты. Толар просуществовал полтора десятка лет, пока его не сменил евро. На аверсах словенских бумажных денег красовались портреты персонажей, о которых я вам только что рассказывал: два просветителя (оба почтенные), математик (составитель логарифмических таблиц), два художника (оба отличные), композитор (правда, мрачный, по духовной музыке), архитектор (несомненно, великолепный), писатель патриотического толка (достойный), поэт (по суждениям многих, выдающийся). Такими предками кто хочешь может гордиться: ни одной мифической фигуры, все подтверждены исторически, все гуманисты, ни сомнительного святого, ни завоевателя в шеломе и с мечом, ни короля в венце. Замечу, что майор-генерал Майстер — фельдмаршалов в словенских краях не было — в почетный перечень не попал.
