– Ренфилд, – позвал его доктор. – Пришли джентльмены с тобой поговорить.
Тот не поднял головы.
– Это инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда и мистер Шерлок Холмс.
При звуке имени детектива Ренфилд бросил исподлобья подозрительный взгляд. Он был малорослым, почти целиком седым, с большими, странно вытаращенными глазами. И впрямь, он выглядел как человек, который мухи не обидит.
Именно в этот миг в окно влетела муха и закружилась над столом. В палате было так тихо, что Мэри слышала ее жужжание. Ренфилд немедленно переключил все внимание на насекомое, которое тем временем село на край голубой миски. Одним точно рассчитанным прыжком сумасшедший пересек комнату, схватил муху в кулак и вмиг отправил ее себе в рот. После чего с торжествующим возгласом раскрыл руку – она была пуста. Он проглотил муху живьем!
Мэри, не удержавшись, вздрогнула. Движения сумасшедшего были такими быстрыми и точными!
– Хватит! – прикрикнул доктор Бэлфур. – Я же тебе говорил – больше никаких мух! Кто поставил в комнате миску с подслащенной водой?
– Нет, не убирайте миску! – заскулил Рэнфилд. Голос у него оказался высоким и жалобным. – Доктор Сьюард всегда разрешал мне мух, и пауков тоже разрешал! Как я буду жить без мух? Как я смогу жить вечно?
– Это его мания, – пояснил доктор. – Он ловит мух и ест их. Верит, что они поддерживают в нем жизнь.
– Да-да, они для этого! – горячо подтвердил Ренфилд. – Толстые, сочные мухи! Нет ничего лучше большой жирной мухи, кроме разве большого жирного паука! Вот бы мне паука!
– Не знаю, с какой целью доктор Сьюард позволял ему следовать его мании, – сказал посетителям Бэлфур. А потом обратился к безумцу: – Нет, больше никаких мух и пауков. Пришли джентльмены, чтоб расспросить тебя об убийствах.
– Да-да, убийства, – Ренфилд присел обратно на кровать и снова сгорбился. Похоже, тема убийств его совсем не интересовала.
– Мы слышали, что ты сознался, – сказал Лестрейд. – Так ты совершил эти убийства или нет?
– Да-да, – отозвался тот, глядя себе под ноги. – В четверг я сбежал, плохо поступил, скверно. В четверг вечером я нашел Салли Хейвард и отрезал ей ноги до колен. В пятницу была Анна Петтинджилл, у нее я забрал руки. Полина Делакруа была в понедельник, потому что я не убиваю по воскресеньям, я не из таких! Тех, кто убивает в воскресенье, наказывает Бог. У этой я забрал голову. Она была такая красотка! А потом во вторник Молли Кин, для мозгов. Я убил их всех в Уайтчепеле. Я их убил и заслужил наказание. – Он вскинул голову. – Скажите, наказание – это очень больно?
– Чтоб ты знал, – сообщил Лестрейд, – наказание за убийство – смерть через повешение.
– Но это больно или нет? – продолжал настаивать Ренфилд. – Не должно быть больно. А потом будет вечная жизнь.
– Потом тебе гореть в аду, – сквозь зубы процедил сержант Эванс.
– Думаю, мы узнали все, что хотели, – сказал Лестрейд. – Он знает дни и время убийств. Он во всем признался, а на одежде у него пятна крови. Доктор, спасибо, что так быстро с нами связались. Как только прибудет фургон из Ньюгейта, мы его у вас заберем, что, я думаю, будет для вас облегчением.
– Коль скоро фургон еще не прибыл, я бы тоже хотел задать мистеру Ренфилду пару вопросов, – вмешался Холмс.
Сумасшедший дернулся и с опаской поглядел на детектива.
– Пожалуйста, – разрешил доктор Бэлфур.
– Раз уж вы должны, – нехотя согласился Лестрейд.
Мэри с интересом ждала вопросов. Что еще собирался выведать Холмс? Дело казалось совершенно ясным и законченным – Ренфилд даже помнил имена убитых женщин и время их смерти. Откуда бы ему их знать, если он не убийца?
– Где вы ночевали, когда были в Лондоне? – спросил Холмс.
– Ночевал? – Ренфилд выглядел озадаченным. – То есть где я…
– Какая разница, Холмс? – вздохнул Лестрейд. – И так ясно, где он мог ночевать, – под мостами и в подворотнях!
– Да-да, – быстро согласился Ренфилд. – Инспектор прав. Я ночевал под мостами. И да-да, в подворотнях.
– А что вы ели? – спросил Холмс.
– Что я ел – да всякое. Что мог найти на улице, понимаете. Всякие отбросы.
– Вам кто-нибудь помогал совершать преступления? У вас был сообщник?
– Нет! – с жаром воскликнул Ренфилд. – Я был один, я все сделал совсем один.
– В самом деле? А каким оружием вы расчленяли этих женщин?
– Ножом. Да, я разрезал их ножом.
– И где теперь этот нож?
– Я бросил его в Темзу! – весело выпалил Ренфилд, как будто только что отыграл у детектива очко.
– Но шея Молли Кин была сломана. Как вы сумели это сделать? Вы не выглядите сильным человеком, извините за прямоту.
– О, я ведь сумасшедший, и в безумии у меня прибывают силы, – сказал Ренфилд. – Разве вы не слышали, мистер Холмс? Сумасшедшие очень сильны! Так сказал Джо, когда я ему все рассказал. Я сломал шею женщине легко, как спичку, – он улыбнулся кроткой улыбкой.
– Понятно, – сказал Холмс. – Ну что, мисс Джекилл, вы видели когда-нибудь до сегодняшнего дня этого человека? Может ли он быть как-то связан с вашим отцом?
Мэри снова внимательно оглядела безумца, пытаясь представить, как он мог выглядеть четырнадцать лет назад. Наверное, почти так же, как сейчас.
– Нет, мистер Холмс. Боюсь, я вижу его впервые. Насколько мне известно, он никогда не посещал дом моего отца. Но я тогда была лишь ребенком. Так что не могла знать лично всех его коллег и сотрудников.
Ренфилд взглянул на нее пустым бессмысленным взглядом. Было ясно, что он ее тоже не узнает.
Мэри подумала пару секунд.
– Могу я тоже задать ему вопрос?
«Конечно, нет» и «Конечно, да», – одновременно ответили Лестрейд и Холмс.
– Зачем вы убили всех этих женщин? – спросила Мэри.
– Зачем? – тупо повторил Ренфилд, глядя на нее вытаращенными глазами.
– Да потому что он сумасшедший, – гневно отозвался Лестрейд.
– Да! Да-да, верно, потому что я сумасшедший, – Ренфилд снова улыбнулся странной кроткой улыбкой, как будто ему удалось все отлично объяснить. Но Мэри могла поклясться, что он до подсказки инспектора не имел понятия, как ей ответить.
– Доктор, прибыл фургон из Ньюгейта, – на пороге возник Джо Эбернейти. Он приоткрыл дверь и с интересом заглядывал внутрь.
– Отлично, – сказал Лестрейд. – Сержант, наденьте на него наручники и заберите вниз. Думаю, он не окажет сопротивления.
Ренфилд безропотно дал сержанту Эвансу заковать ему руки.
– Да, да, не окажу сопротивления, – расслышала Мэри его бормотание себе под нос. – А потом – вечная жизнь!
