– Но меня никто не держит насильно, – возразила Кэтрин. – Я просто зарабатываю себе на жизнь. Может, это и не самый достойный способ заработка, но всяко лучше, чем продавать себя на улицах и ночевать под мостом. – Она внимательно взглянула на Мэри. – Джекилл, я помню эту фамилию. Он, кажется, тоже входил…
– В Société des Alchimistes? Да, – подтвердила Мэри. – А мы сейчас пытаемся узнать об этом Обществе как можно больше. Если у вас есть какая-нибудь информация…
Кэтрин запрокинула голову и расхохоталась. Мэри ожидала, что в ее смехе будет что-то животное, но нет – это был обычный человеческий смех.
– Информация! О да, мы могли бы вам поведать немало информации о драгоценном Обществе наших отцов!
– Мы – это кто? – вмешалась Диана.
Кэтрин пытливо осмотрела их всех, будто оценивая каждую собеседницу. Потом сказала:
– Все в порядке. – Но обращалась она не к ним, а к занавеске, разделявшей палатку надвое. – Можешь выходить.
Мэри обхватила себя руками за плечи. Их каким-то образом обманули и стоит ожидать нападения?
Из-за полога показалась бледная рука и откинула его в сторону. Перед Мэри предстала самая высокая женщина, которую она когда-либо видела – выше большинства мужчин, только худая и сутулая. У нее было длинное приятное лицо и печальные глаза.
– Здравствуйте, – произнесла она с акцентом, которого Мэри сразу не смогла определить.
– Но это невозможно, – выговорила Беатриче, глядя на высокую женщину, как на призрак.
– Что невозможно? – встряла Диана. – Это и есть великанша?
– Да, это и есть великанша, – ответила Кэтрин. – Также известная как Жюстина Франкенштейн.
– Но вас же расчленили и бросили в море, – выдохнула Беатриче. – Так рассказал мне отец, и все это описано в книге миссис Шелли. Франкенштейн отказался создавать женщину в пару к своему чудовищу, испугавшись, что они будут размножаться… Простите меня, я понимаю, что говорю ужасно грубые вещи, – поспешно добавила она, увидев, что глаза Жюстины наполнились слезами.
– Франкенштейн солгал, – сказала Кэтрин. – Они оба были лжецами, и он, и его братец… – она презрительно фыркнула. – Мисс Джекилл, вы уверены, что за вами нет слежки?
– Нет, не уверена, – ответила Мэри. – Мы сменили несколько омнибусов, но в любом случае сегодня утром я видела возле своего дома странного человека. Не знаю почему, но меня от него пробрала дрожь. Я думала, это просто нервное. А почему вы спрашиваете – вы видели что-нибудь подозрительное?
– Не видела, но унюхала, – сказала Кэтрин. – Запах вроде бы человеческий, но не совсем. Думаю, нам кто-то угрожает. Есть какое-нибудь безопасное место, куда мы бы могли отправиться?
– Мой дом не более безопасен, чем все остальные, но и не менее, – ответила Мэри. – Если за нами действительно следят, им известно, где я живу, но в доме крепкая дверь и хороший засов. И, если понадобится, я могу попросить мистера Холмса о дополнительной защите.
– Тогда мы отправляемся к вам. В конце концов, мы с Жюстиной всегда знали, что однажды придется уходить. Вот этот день и настал. Но в таком виде мы не можем никуда идти – и такой компанией тоже. Нас немедленно выследят. У меня есть идея. Эй, обезьянка, – обратилась она к Диане, – ты ведь можешь двигаться беззвучно, я полагаю?
– Конечно, – фыркнула Диана.
– Тогда идем со мной, – Кэтрин отвела рукой полог, разделявший палатку, и шагнула в полумрак. Диана через мгновение последовала за ней.
– Стойте, куда вы? – окликнула их Мэри. Она не знала, можно ли доверять Кэтрин Моро, но начинала понимать, что ее сестра способна сама о себе позаботиться. Тем не менее Диана оставалась ее младшей сестренкой, и она не могла не волноваться. Кэтрин следовало по меньшей мере объяснить, куда она повела девочку.
– Вы должны доверять Кэтрин, – сказала Жюстина, будто прочитав ее мысли. – С той стороны палатки есть еще один выход, ведущий к жилищам остальных артистов. Не знаю, куда она пошла, но будьте уверены, доверять ей можно. Она ведь спасла мою жизнь.
– Вашу жизнь, – эхом повторила Беатриче. – Как так получилось, что вы живы? Если вы говорите правду, вас создали почти сто лет назад…
– Так и было, – просто сказала Жюстина. – Я немного потеряла счет лет, но в общем вы правы, столько я и живу. Если, конечно, можно назвать меня в полном смысле слова живой. Первые семнадцать лет я была настоящей живой девушкой, такой же, как вы. Я работала служанкой в доме Франкенштейнов. А потом меня обвинили в ужасном преступлении и повесили за него, хотя я была невиновна. И тогда мой отец, Виктор Франкенштейн, забрал мое мертвое тело и создал меня заново – такой, какова я сейчас, выше и сильнее большинства женщин. Он вернул меня к жизни или к ее подобию. Являюсь ли я живой? Я не старею, как обычные люди, и не знаю, смертна ли я. Так что, возможно, это и не настоящая жизнь…
Слушая Жюстину, Мэри почувствовала себя в середине истории, которой она полностью не могла понять. Все остальные – ну, по крайней мере Кэтрин и Беатриче – знали о происходящем куда больше. И события развивались с ужасающей быстротой. Если бы можно было снова сделать мир упорядоченным и понятным! Хотя бы на один миг…
Жюстина: – Я тоже чувствовала нечто подобное. Цирк Лоренцо был моим домом, и так внезапно приходилось его оставлять – все изменилось за мгновение.
Кэтрин: – У чудовищ нет домов, по крайней мере постоянных. Уж ты-то должна это знать.
Жюстина: – А как же этот дом, Кэтрин? Я знаю, ты не склонна к сантиментам, но все равно это настоящий дом – для нас всех.
Миссис Пул: – А если не так, хотела бы я знать, чего ради я веду тут хозяйство! Не настоящий дом – надо же, чего придумали.
Неожиданно полог снова откинулся. Кэтрин и Диана вернулись, неся с собой какие-то покрывала – нет, одежду. Мужскую одежду.
– Наденьте это, – сказала Кэтрин. – Я обшарила палатку Летающих братьев Каминских. Их пятеро, как и нас, и самый старший почти так же высок, как Жюстина. Младшему четырнадцать, может быть, его вещи подойдут Диане. А вот обувь менять не будем. Неподходящая чужая обувь может замедлить человека, если придется убегать от преследования. Хорошо хоть, вам хватило здравого смысла надеть туфли на низких каблуках.
Мэри с сомнением осмотрела мужскую одежду. Как ее вообще надевают?
– По крайней мере пятерых мужчин они точно не ждут, – сказала она, вытягивая из груды рубашку. До чего же это было странно – переодеваться в мужчину! Все здесь было наоборот, застегивалось не в ту сторону… Но когда наконец Мэри облачилась в рубашку и брюки, она осознала, что чувствует небывалую свободу. Как легко двигаться в такой одежде, без всех этих нижних юбок, мешающих ходьбе! Неудивительно, что мужчины протестуют против женских блумеров. Подумать только, чего могли бы достичь женщины, если бы им не приходилось ежедневно мучиться с юбками, следить, чтобы те не испачкались в грязи, чтобы никто не наступил на подол при подъеме в омнибус… Если бы у женщин были карманы! В одежде с карманами женщины завоевали бы мир! Но при всем этом, снимая женскую одежду, Мэри чувствовала, будто расстается с частью себя. В общем, это были очень смешанные ощущения.
