За спиной Мэри послышался какой-то звук. Что, снова зверолюди? Вроде бы их больше не осталось? Она развернулась и увидела стоящих в дверях Диану и Беатриче. «Спасибо, спасибо», – подумала она, сама не зная, кого благодарит – то ли Бога, то ли Диану, то ли их обоих.
– Думаете, что сможете совладать со мной? Со мной, Адамом Франкенштейном? – С другой стороны приближался Адам, весь в крови, но все еще живой, не отказавшийся от намерения добраться до Жюстины. – Вы можете убить этих жалких созданий Прендика. Убивайте их всех. Но со мной вам не справиться. Жюстина, слушай меня! Пойми наконец, что ты создана для меня! Ты моя навеки. Я лучше убью тебя своими руками, чем позволю тебе жить без меня!
– Подойди чуть ближе – и я перегрызу тебе глотку, – послышался голос Катрин. Она заслонила собой Жюстину – маленькая фигурка в мужском пиджаке поверх ночной рубашки – и испустила крик ярости. Это был дикий животный вопль, крик пумы в горах, нечеловеческий и пугающий.
Беатриче: – Так и было! Я никогда не слышала ничего подобного.
– Звери! Взять ее! – крикнул Адам.
Человек-кабан бросился на Кэтрин, а человек-медведь медленно развернулся и пошел на Холмса, вытянув огромные руки-лапы. Холмс снова выстрелил – и попал человеку-медведю в лоб. Тот пошатнулся и с каким-то по-детски изумленным выражением морды рухнул под ноги детективу.
Кэтрин прыгнула на человека-кабана. С грацией пумы, преследующей добычу, она приземлилась ему на спину, обхватила его руками и впилась зубами в ухо. Тот взревел от боли и начал раскачиваться вправо-влево, чтобы ее стряхнуть. Она держалась крепко, но ему удалось ухватить ее за ногу и швырнуть на пол. Противник навис над ней и раскрыл пасть, целясь ей в горло, она выгнулась, уже чувствуя на коже его горячее и вонючее дыхание, не в силах освободиться…
И тут она увидела над собой две руки. Эти руки обхватили лицо человека-кабана, погрузили большие пальцы ему в глаза. Кэтрин увидела сверху сияющее лицо Беатриче, прекрасное и грозное. Человек-кабан взревел от боли, вскинулся, стараясь избавиться от хватки Беатриче, как до того избавился от Кэтрин, но теперь он был слеп. Ядовитая девица ослепила его. Он махал руками и наконец сумел ухватить ее за туловище и притянуть к себе, будто бы обнимая, а на самом деле стискивая ей ребра. Беатриче сопротивлялась, хватая воздух ртом, и наконец выдавила:
– Помогите!
Диана метнулась мимо Кэтрин, которая все еще не могла подняться, и выждала мгновение… второе… третье… ища удобного момента, чтобы наконец вонзить свой нож в спину человека-кабана.
Беатриче: – Как ты определила, что твой нож меня не поранит? Мы со зверочеловеком кружились, словно танцевали вальс, и было очень трудно нанести удар так, чтобы он поразил только твою цель.
Диана: – Да никак не определила. В жизни так случается, что приходится рисковать.
Беатриче: – Ну хорошо… спасибо, в общем. По крайней мере ты сумела меня не задеть. Думаю, это главное.
Человек-кабан завопил и отпустил Беатриче, но нож Дианы был слишком коротким, чтобы нанести ему серьезный ущерб. Он крутанулся на месте и теперь уже бросился на Диану, определяя ее местонахождение по запаху. Просто ломанулся в ее направлении, широко раскинув руки. Она отпрыгнула – но теперь за ее спиной уже не было двери. В поисках лазейки Диана быстро огляделась, отступая спиной к углу. Еще секунда, и она окажется в ловушке! Но внезапно у горла человека-кабана что-то блеснуло, и тот тяжело рухнул на колени, а потом упал лицом вперед. За его спиной стоял Хайд, в руке его сверкал окровавленный скальпель.
– Ты, должно быть, и есть Диана, – только и сказал он.
– Привет, пап, – выдохнула та. – В смысле, приятно познакомиться.
– Предатель! – проревел Адам. – Ты забыл, кто подобрал тебя после бегства из Англии? Когда ты болтался по всей Европе одинокий, преследуемый полицией? Кто дал тебе пищу и кров, и даже лабораторию, чтобы ты мог продолжать свои эксперименты? Это был я, и никто другой! И вот как ты мне заплатил за мою доброту!
– Ты безумен, Адам, – отозвался Хайд. Человек-кабан простонал еще раз, а потом вытянулся у ног Дианы и умер. Кровь из его разрезанного горла еще какое-то время стекала на каменный пол. – Ты сказал мне, что хочешь вернуться в Англию, чтобы бросить вызов Обществу, которое изгнало меня и не соглашалось принять тебя в свои члены. Ты не забыл? Ты же хотел поквитаться с Ван Хельсингом и его сторонниками. Когда ты завербовал на свою сторону Прендика и мы начали вместе создавать зверолюдей, я тебе верил. А потом мы стали убивать женщин и собирать части их тел – ради какой цели? Ради продолжения экспериментов, уверял ты. Когда я сообщил тебе, что Жюстина жива, единственной твоей целью стало ее похищение, чтобы ты снова смог ей завладеть. Все, что ты делал, ты делал только для себя, чтобы удовлетворить свои страсти. Ты мне отвратителен!
– Да как ты смеешь! Крыса, жалкая мартышка, кусок дерьма, это тебе-то я некогда оказал гостеприимство! Как ты смеешь меня оскорблять?! – Адам развернулся к клетке, теперь опустевшей… почти опустевшей, если не считать единственного оставшегося ее обитателя. Того зверочеловека, что до сих пор скрывался в тени. – Выходи! – закричал он. – Выходи сейчас же!
Он потянулся и схватил предмет, висевший на стене рядом с клеткой, – длинный черный кнут, – и хлестнул им по прутьям так, что клетка задрожала. Последний зверочеловек поднялся и двинулся к двери.
Мэри, которая все еще стояла на коленях рядом с Ватсоном, пытаясь остановить кровь, вскрикнула от ужаса. В ее памяти всплыло старое стихотворение, которое ей еще в детстве читала молоденькая нянька Гонория – та, что позже стала именоваться почтенным именем миссис Пул: «Тигр, о тигр, светло горящий…» Человек-тигр, судя по его виду, лишь недавно начал процесс трансформации и выглядел человеком только наполовину. Голова его смутно напоминала человеческую, лапы начали приобретать форму рук с пальцами. Однако ходил он еще на четвереньках, хотя хвоста уже не имел. Шрамы от множества операций на его теле были свежими, ярко-багровыми.
Он низко зарычал, скалясь на Адама, однако кнут в руках великана заставил его развернуться в сторону Холмса и присесть, готовясь к прыжку. Холмс поднял револьвер. В звенящей тишине слышались только всхлипы, которые, как обнаружила Мэри, издавал Ренфилд, все еще скорченный в углу возле клетки, с ключами, зажатыми в кулаке. Остановит ли пуля человека-тигра прежде, чем его челюсти сомкнутся на горле детектива?
И тут Холмса заслонила невысокая фигурка. Это была Кэтрин. Она что, собирается броситься на тигра и сразиться с ним? Это же значит обречь себя на верную смерть! Он был вдвое крупнее ее, мог раздавить ее, как котенка… Мэри хотела крикнуть Кэтрин: «Остановись!» – но проглотила язык, увидев, как та скидывает с плеч пиджак Ватсона, а за ним следом стягивает и свою ночную сорочку, чтобы предстать пред всеми совершенно нагой.
– Взгляни на меня, – сказала она. Человек-тигр, подобравшийся для прыжка, невольно отвлекся и бросил на нее взгляд. На смуглой коже Кэтрин раскинулась белая сеть тонких шрамов, похожая на карту неведомой земли. – Почувствуй мой запах. Я такая же, как ты, брат мой. Я тоже была трансформирована хозяином, и у него тоже был кнут. Но знаешь, брат мой, что я сделала с ним? Я убила его в отместку за боль, которую он мне причинил. Вот что я сделала. Я бросилась на него и перегрызла ему горло. Он был не бог, а просто человек, и умер куда проще и быстрее, чем я думала. Ты понимаешь меня, брат мой?
