– Спасибо тебе, – вздохнула Лида. Не то чтобы она была таким уж принципиальным противником вранья – просто на это сегодня уже не осталось сил.
Лазарь уехал вместе с Анной. В дом Лида входила все же с опаской – а ну как набросятся все разом и подвергнут допросу. Был и другой страх: а вдруг доктор еще ту т, вдруг он вообще не собирается отсюда больше уезжать?
В доме царила та немного заторможенная атмосфера, которая всегда бывает после ухода гостей. В большой комнате был погашен верхний свет, горел только древний торшер в углу. Вера, двигаясь медленно и устало, собирала со стола скатерть, уголок к уголку, чтобы крошки не просыпались на пол. Распахнутая форточка вытягивала густой запах еды. Лида ждала расспросов, но мать лишь кивнула ей и улыбнулась, хоть и не слишком весело. Кажется, Лазарь, как всегда, все идеально организовал.
– Ну так что? – спросила Лида, оседлав сдвинутый в сторонку стул. – Наш тишайший доктор уже сделал тебе предложение?
Вера через плечо глянула на нее изумленно:
– Что за домыслы, дочь моя?
– Ну, а чего тянуть? Теперь, когда ты здорова…
«Заглохни», – сама себе посоветовала Лида. И не смогла последовать этому совету: уж слишком многое накопилось в душе. Странно, но Вера не обиделась, даже улыбнулась.
– Если хочешь знать, Юрий Борисович много раз делал мне предложение, даже когда я была приговоренным инвалидом безо всяких надежд.
– Мам, ну я не то имела в виду. Я в том смысле, что раньше ты все равно бы не согласилась, а теперь… почему бы и нет?
– Да уж, в твоем возрасте мне тоже казалось, что у людей после тридцати чувств не бывает, только соображения целесообразности, – необидно усмехнулась мать.
– Никогда так не думала, – надулась Лида. – Но у тебя же нет каких-то там чувств… в смысле, к другому мужчине… или есть?
Вера молча отошла к окну, и девушка всерьез запаниковала. Вот умеет же мама всегда как-то так перевернуть ситуацию, что Лида оказывается в дурах и виноватых притом.
– Мамуль, ну ты же мне ничего не говорила… я думала, все о тебе знаю. Ты за границей в кого-то влюбилась?
Вера продолжала загадочно помалкивать. У Лиды быстро заколотилось сердце.
– Или ты сейчас имела в виду моего отца? Мам, прошу, расскажи мне о нем. Ну хоть что-нибудь. Хоть как вы познакомились, пожа-алста…
Вера обхватила себя руками, как всегда, когда волновалась или огорчалась.
– Лида, сейчас не время. Нужно собираться, ты же в курсе, что мы завтра переезжаем. Лазарь просил не задавать тебе вопросов, но если есть желание что-то рассказать…
– Нет у, – поспешила отбить подачу Лида. – Я первая тебя спросила. Мамулечка, только маленький рассказик: ваше знакомство. Или оно тоже было таким невероятным, что мне до восемнадцати нельзя такое слышать?
Мать отошла от окна, устало опустилась на край кровати, уперлась локтями в колени. Взгляд ее сделался беззащитным – и Лида уж готовилась просить прощения, как всегда, когда мама так смотрела. Но та заговорила первой:
– Хорошо, о нашем знакомстве. Ты наверняка не знаешь, что на первом курсе университета я увлекалась туризмом. Такое вдруг поветрие охватило всю нашу групп у, уже не помню почем у. Но мы ездили в леса до первого снега, а потом на майские снова запланировали выезд. Далеко забираться побоялись, решили ехать в эти места. Нашли по карте хорошее местечко на берегу озера. Вот там я и встретила… назовем его Николаем.
– Почему Николаем? – встрепенулась Лида.
– А почему бы и нет? Помнится, именно это имя записано в твоем свидетельстве о рождении.
– Ага, и ты мне много раз говорила, что так звали твоего старшего брата, который погиб в горячей точке.
– Да, именно так его и звали, – подтвердила Вера. – Но это не такое уж редкое имя. Лида! Ты будешь слушать историю или выяснять частности?
– Ничего себе частности, – себе под нос пробурчала девушка, но всем видом изобразила готовность больше не перебивать.
– Так вот, вечером, почти ночью, мы сидели всем скопом у костра, жутко уставшие и бесконечно собой гордые, поскольку палатки стояли почти прямо, костер горел, и каша варилась в котелке. И вдруг он вышел из леса, посеяв переполох в наших рядах. Он выглядел… странно. Как будто заблудился и неделю скитался по лесу, хоть это было невозможно, чай не тайга. Худой, изможденный, с тощим рюкзачком на одном плече и с каким-то нездешним взглядом. Все быстро поняли, что опасности незнакомец не представляет и пригласили к костру, погреться, перекусить. Удивительно, но он согласился. Только сначала сказал, что помоет в озере руки, которые он упорно прятал за спиной. Вернулся не очень скоро, но все равно под ногтями осталась черная грязь. Честно говоря, у нас были большие поводы для беспокойства, теперь я это понимаю. Но слишком располагающий вид был у парня, а мы – молодые и глупые. Да, и говорил он вроде как с акцентом, но в то время никто уже не боялся шпионов, скорее, наоборот.
Вот так мы посидели, съели кашу и разбрелись по палаткам. Ему тоже предлагали, но он ответил, что будет спать у костра. Тогда выдали ему свободный спальник. Я заснула и увидела во сне, как встаю на рассвете, выхожу из палатки – а костер уже потух, и рядом с ним пусто. Случайный гость ушел. И мне так горько и страшно, словно проворонила собственную судьбу.
– Дурацкий сон, – буркнула Лида. – Ну почему ты взяла, что он – твоя судьба? Наверняка же нет.
– Так уж приснилось.
– И где она теперь, твоя судьба? – не на шутку завелась девушка. – Бесследно слиняла? Значит, и не судьба вовсе!
– Ну, кое-что все же осталось…
– Я, да? Ма-ма, так все говорят, но это полная чушь! У тебя мог быть нормальный муж и множество детей, гораздо лучше меня!
Злые слезы вскипели в уголках глаз. Лида едва сдерживалась, чтобы не выразиться еще более жестко. Вера, как всегда в минуту ссор, становилась мягка и покорна, чем полностью обезоруживала.
– Ну вот, я так и знала, что не стоит тебе это рассказывать.
– Мам, ну прости! Стоит! Это мне вожжа под хвост попала, сама знаешь.
– Ладно, доставай свою вожжу, пока я сама за нее не взялась. Ну вот, я, как бешеный уж, выползла из палатки. И увидела, что Николай все так же сидит на бревне и любуется на луну над озером. Спальник даже не трону т. Я подошла, села рядом и вскоре стала трястись от холода. А он спросил:
«Что, не спится?»
«Мне приснился кошмар», – отвечала я.
«Это всего лишь сон. Тем радостнее просыпаться. Самый большой кошмар – это невозможность оправдаться в том, чего не совершал».
Я не посмела спросить, что он имеет в виду. С самого начала этот парень был для меня загадкой. Появлялся и исчезал, никогда не рассказывал, где бывает, чем занимается. В одном я была уверена: он любил меня. Впрочем, это уже за рамками момента знакомства, – спохватилась Вера.
