– Да знаю, конечно, – махнула рукой Мила, доставая еще одну сигарету. – Платница, а сестра учится на бюджете, только преподаватели все Светлану больше других хвалят, вроде у нее все лучше, чем у остальных получается. Если б Нинка не поступила на бюджет, тоже бы со мной училась или на росписи тканей. Светке легче других, она же еще где-то училась, поэтому все умеет. Мне Нинка говорила, вроде ей другие задания дают делать.
– Правда? – удивилась я. – Как это – другие задания?
– Ну, Нинка, например, орнаменты на бумаге рисует, а яичную темперу только недавно стала готовить. Свете же дают на досках какие-то фрагменты икон делать, Нинка даже фоткала. Там руки с книгой какого-то святого. Вообще говорят, что такие вещи только со второго курса начинаются, а на лаковой миниатюре все начали планшеты делать, так Светка уже в материале расписывает. Ей вся группа завидует, только Нинка с ней и общается. Сестре просто наплевать на учебу, мы сюда и поступили, чтоб из нашей деревни уехать.
– А вы откуда приехали? – поинтересовалась я.
– Из Ивантеевки, там вообще делать нечего. Школа есть, и то до девятого класса, наш выпуск разъехался кто куда. Некоторым повезло, они в Питере учатся, ну, у кого деньги есть. И то им работать приходится. А у нас предки небогатые, хорошо еще, что в Тарасов перебраться удалось…
– А почему вы с сестрой именно этот институт выбрали? – полюбопытствовала я. – Как понимаю, ни вам, ни Нине факультеты не нравятся, можно ведь было в другой университет документы подать или в училище.
– Мы так и сделали, – пояснила Мила. – Нинка собиралась в нормальное художественное училище на дизайн поступать, а я на факультет психологии. Но Нинка баллы недобрала, поэтому сюда пошла, а я с ней за компанию, потому что мы хотели в одном общежитии жить. Сюда ведь всех подряд берут, некоторые вообще рисовать не умеют, за них преподаватели все делают. Сергей Иванович, например, попросту смывает краску, если ему не нравится работа, и сам все рисует. Он мне так листья с натуры все нарисовал, а сейчас декоративку начали, так тоже не то сделала. Сейчас вернемся в кабинет, он, поди, мне все листики закрасит. Ему тоже не очень нравится постоянно мою мазню смывать, я поэтому часто и ухожу, чтоб он спокойно все за меня разукрасил. Глядишь, так трояки на просмотре и получу. А вот с салфетками проблема…
– Из-за зрения? – догадалась я. Девушка кивнула.
– Да и не только. У нас преподавательница какая-то бестолковая, ничего толком не объясняет. Сашка своим подружкам рассказывает, как что делать, а если кто не успевает, то за них все вышивает. Мне не помогает, я с ней не общаюсь. Вот и дергаю нитки как придется, у Оли иногда смотрю, но она тоже ошибается. Завал, одним словом…
– Да, не очень вам повезло, – заметила я сочувственно. – И кем вы потом по профессии будете? В наше время вроде профессия белошвейки – явление странное и редкое…
– Да после выпуска в дипломе пишут «художник декоративно-прикладного отделения художественной вышивки», – проинформировала меня Мила. – А так, в Питере выпускники преподают в школах и кружках, кто-то на заказ косметички делает. У нас то ли на первом, то ли на втором курсе будет золотое шитье, наша преподаватель по композиции Елена Витальевна очень любит его. Сама вроде вышивает. Может, видели, молодая такая, лет тридцать ей, с кудрявыми волосами. Она только Сашку и Веронику любит с нашего курса, а меня уже достала. Мало того, говорит, что с композицией у меня беда, так постоянно за сигареты гнобит, мол, табаком от меня воняет. Хотя Дианка, например, тоже курит, вечно сигареты у меня стреляет, так на нее никто ничего не говорит. Не знаю, что она на меня взъелась…
Я посочувствовала несчастной Миле, а потом мы спохватились, что курим довольно долго, пора бы и честь знать. Вместе с девушкой я поднялась на пятый этаж и обреченно засела за свой холст.
Светлану я увидела только вечером в четверг, когда явилась на обязательные курсы. Весь предыдущий день иконописцы не вылезали из своего «храма», и я так и не смогла проникнуть в святая святых института. Злая на сложившуюся ситуацию, я закинула свой холст на полку и покинула художественное заведение, намереваясь завтра вечером придумать какой-нибудь способ и наконец-то исследовать «храм».
Куприянова в этот вечер была сама на себя не похожа – обычно тихая и спокойная, погруженная в свою живопись, сегодня она показалась мне буквально светящейся от восторга. После обоюдных приветствий я поинтересовалась, как продвигаются у нее дела. В аудитории мы вдвоем дожидались начала урока, ни других студентов, ни преподавателя еще не было. Видимо, пока на курсы мы ходим со Светой вдвоем, больше никто не желает осваивать премудрости живописи масляными красками. Женщина, похоже, была настроена на разговорчивый лад, может, ей просто хотелось с кем-то поделиться своей радостью.
– Представляете, на мастерстве мне дали очень сложное задание! – проговорила она с торжеством в голосе. Про себя я удивилась – надо же, как радуется, похоже, любит трудности.
– Да? И какое? – полюбопытствовала я.
– Вот, посмотрите! – Она вытащила из большой сумки толстую увесистую книгу, которую раскрыла где-то посередине. Я увидела изображение строгого старца с белой роскошной бородой и неправдоподобно большими, слегка раскосыми глазами. Он был одет в синее одеяние, то ли хитон, то ли как это у них называется, а фон был однотонный и желтоватый. По периметру икону украшал строгий орнамент, сочетавший треугольники и какие-то растительные мотивы.
– Мне нужно скопировать настоящую икону! – объяснила Света. – Роману Александровичу понравились фрагменты рук и драпировок, и вчера он сказал, что я могу попробовать выполнить самостоятельную икону! Представляете, как это замечательно? Подобные задания даются только на последнем курсе, для диплома!
– Вот это да! – искренне поразилась я. – Так вы можете окончить институт за один год, зачем вам учиться шесть лет?
– Нет, что вы! – замотала головой женщина. – Это же только первая икона, существуют более сложные, где изображена фигура целиком или несколько святых. Вот, например, это…
Она перелистнула несколько страниц книги и показала мне иконописную картину. На коричневатом фоне склонился над книгой старец в темно-зеленом хитоне. Он сидел на стуле, рядом был расположен стол. На заднем плане была изображена какая-то постройка, с которой свисали складки голубовато-синей ткани.
– Посмотрите, тут мало того, надо нарисовать правильно фигуру, со всеми складками, потом изобразить лицо, нимб, архитектуру… Это довольно трудно, ведь надо знать логику, по которой строятся все драпировки, орнамент. Фон тоже придется подбирать, если взять оттенок коричневого, получается грязь. Вначале доску покрывают охрой светлой, потом намешивают колера. Золото тоже трудно сделать, я долго не могла подобрать нужный оттенок. Роман Александрович советовал попробовать смешать белила, охру, желтый и добавить немного зеленого, но все равно не получалось.
– Да, по-моему, золотую краску сделать невозможно, – неуверенно предположила я. – Разве не используют готовый цвет?
