К этому моменту дьяволенок, которого произвел сам Дейн, начал проявлять признаки нетерпимости к слишком спокойной обстановке, и Элизабет и Эмили позвали его поиграть с ними и Сьюзен в саду. Тамсин пошла туда же, чтобы присмотреть за ними, а как только ушла она, подышать свежим воздухом захотелось и Берти.
– Я поражен, – сказал Дейн, когда более молодая часть компании покинула библиотеку. – Никогда еще не видел, чтобы мой бастард вел себя смирно на протяжении столь долгого времени.
– Он попал под очарование нашей мастерицы рассказывать истории, – пояснил Вир. – Не существует ни мужчины, ни женщины, ни ребенка, способного противостоять ее обаянию.
– Тебе действительно достался божественный дар, кузина, – обратился Дейн к Лидии. – Я не слышал, чтобы кто-то из представителей нашей семьи обладал подобными способностями. В нашем архиве имеется несколько прекрасно написанных писем и отличных политических речей, но что касается художественных опусов, то все они никуда не годятся. Я не видел написанных кем-то из Баллистеров историй, которые были бы так тонко и интересно закручены.
– А моя жена считает свой талант пустяковым, – сказал Вир. – «Фиванская роза», по ее мнению, не более чем сентиментальная жвачка. Причем это самый мягкий эпитет. Не проболтайся Макгоуэн, она бы ни за что не признала свое авторство.
– Роман не несет никакой полезной нагрузки, – вмешалась Лидия. – Просто развлекательное чтение. Мораль примитивна. Хороший конец и все счастливы, плохой никому не нужен. Сюжет не имеет никакого отношения к реальной жизни.
– Наша жизнь вполне реальна, хочешь ты того или нет, – сказал Вир. – И ты прекрасно знаешь, что живем мы гораздо лучше, чем подавляющее большинство людей. Несколько часов отдыха от повседневных забот уже неплохой подарок.
– Я так не думаю, – возразила Лидия. – Мне все больше кажется, что писать такие вещи с социальной точки зрения безответственно. Из-за таких дрянных историй в головах девушек может появиться желание поискать что-то более интересное, чем то, что они могут получить дома. Они начинают воображать, что могут справиться с любым злодеем с помощью заточенной ложки. Они…
– Ты пытаешься мне рассказать, что представительницы твоего пола настолько слабоумны, что не могут отличить реальный факт от вымысла, – перебил ее Вир. – Девушка, которая глупа настолько, чтобы искать случая самой применить трюки Миранды, либо бесшабашна от природы, либо начисто лишена здравого смысла. И в том и в другом случае она и без твоей подсказки непременно совершит какую-нибудь глупость. Мои подопечные тому наглядный пример.
– Наоборот. Твои подопечные подтверждают мою точку зрения.
– Ты назвала их противными девчонками еще до того, как увидела их, вспомни, – сказал Вир, повысив голос. – Они – Мэллори, Лидия, в этом все дело. Мэллори куролесят с рождения. Ты не исправишь Лиззи и Эм, если прекратишь писать чудесные истории, которые ты называешь романтической ахинеей и ерундой. Ты талантливая писательница, умеющая найти общий язык с читателями обоих полов, любого возраста и происхождения. И я не позволю тебе закопать твой талант. Как только выздоровеешь, сразу начнешь новый роман, черт тебя побери. Иначе я закрою тебя здесь на замок и силой заставлю сделать это.
Какое-то время Лидия смотрела на него, удивленно моргая глазами.
– Что ты так разошелся, парень? – вымолвила она наконец. – Я даже не подозревала, что тебя это так сильно волнует.
– Волнует. – Вир встал со стула, подошел к камину и вернулся назад. – Я не выучил бы грамоту, попадись мне такая романтическая ахинея, сентиментальная жвачка и неправдоподобные легенды. Я начал знакомство с литературой с «Тысячи и одной ночи» и «Сказаний о Женю». Мой отец познакомил меня с ними, и мне ужасно захотелось заполучить другие книги. И я читал и читал, даже книжки без картинок.
– А мне мама давала книги с интересными историями, – сказал Дейн, необычно тихим для него голосом. – Их чтение вспоминается в числе самых счастливых моментов моей жизни.
– Теперь мы их читаем Доминику, – сказала леди Дейн.
– Ты видела, как этот паренек слушал? – спросил Вир. – Когда ты читала, для него ничего не существовало в этом мире, кроме твоей истории. Он ни единого звука не проронил за целых полчаса. Так же было и с Робином, когда я ему читал. Ему бы понравилась твоя история, Гренвилл.
Все вдруг замолчали, и в комнате повисла напряженная тишина.
Нарушил ее четкий голос Лидии.
– Значит, следующую книгу я напишу для него, – произнесла Лидия. – И она будет в десять раз лучше, чем «Тысяча и одна ночь».
– Как минимум в десять раз, – мягко сказал Дейн. – Ведь ее будет писать представительница семейства Баллистеров.
Вир не знал, чем его так привлекли эти фразы, но они снова и снова всплывали в памяти в этом сне.
«…дедушка и его брат были большими любителями театра… и актрис».
«…добродетель… не относится к сильным чертам нашего рода… в каждом поколении дьявол».
«…будет писать представительница семейства Баллистеров».
Снился герцогу Эйнсвуду этой ночью Карл II. Гренвилл развлекала его величество, представляя перед ним третьего маркиза Дейна. Сам маркиз стоял среди придворных рядом с опирающейся на его руку актрисой Нелл Гвин
[13], и из одежды на нем была только украшенная перьями шляпа.
Проснулся Вир, когда едва начало светать. Лежащая рядом жена ровно дышала во сне. Он встал с кровати, стараясь не шуметь, обошел вокруг, взял дневник ее матери и подошел к окну, где было достаточно светло, чтобы читать.
Чтение не заняло много времени, и, перевернув вскоре последнюю станицу, он вновь, как и в первый раз, когда познакомился с содержанием дневника, ощутил смутное чувство неудовлетворенности.
Большие временны́е провалы между записями… Ощущение недосказанности… Не позволяющая жаловаться гордость. Самое большее, что она позволила себе в первой части, это презрительное описание мужа и почти нескрываемая горечь, которая явно ощущается в словах, обращенных к отцу.
«…память не подчиняется ничьей воле, даже воле Баллистера. Она долго хранит имя и образ человека и после его смерти».
Интересно, чьи имена и образы хранила ее память?
«Послушные молодые леди ни за что не придумали бы, как обмануть бдительность домочадцев и бежать из дома». Так сказала Гренвилл.
Энн Баллистер защищали и оберегали в ее родном доме. Как в таких условиях вообще могли пересечься жизненные пути ее и третьеразрядного актеришки? Как он ухитрился встретиться с ней, соблазнить ее и уговорить бежать с ним в Шотландию? Ее отец был «лицемером, притворяющимся добродетельным человеком», как охарактеризовал его Дейн. Он сказал, что актерские труппы не приглашались в Афкор, когда маркизом стал его отец. Но это не значит, что актеров в свой дом не приглашал отец Энн.
