– Не надо бросать на меня такие убийственные взгляды, – сердито огрызнулся Эйсвуд. – Ты сама начала.
– Что-то я не слышала твоих криков о помощи, – презрительно произнесла Лидия. – И не заметила, что ты пытался бороться. Или я должна поверить в то, что на два удара, с помощью которых ты простился с тем извращенцем, ушли все твои силы и ты не мог мне сопротивляться?
Конечно же, он и не думал о сопротивлении. Не начни она, он бы сам начал. А это была глупость, что и злило. Как он мог ни с того ни с сего так завестись? Как увлекся этой раздражающе заносчивой женщиной и подчинился похоти в людном месте? Такое непростительно даже неопытному юноше.
Размышляя об этом, он пришел к выводу, что обычная похоть сыграла здесь не главную роль. Виной всему редкое стечение обстоятельств. Известно, что опасность может существенно усилить сексуальное влечение.
Действительно, когда они лежали под кроватью, он был возбужден, но это не было обычное возбуждение от близкого присутствия женщины. Он с отвращением слушал болтовню того омерзительного червяка и воображал ужасное: нож в его спине, удар дубиной по голове и смерть в этой вонючей дыре. Страшно было не только и не столько за себя. Он понимал, что не может обнаружить себя, подставив под удар Гренвилл. А у лежащего на постели подонка и его партнерши по извращенным развлечениям найдется для нее масса страшных и очень болезненных сюрпризов. Поэтому Вир лежал и молился про себя: «Сделай так, чтобы я был жив столько, сколько потребуется, чтобы уберечь ее от опасности. Больше не обязательно. Сделай так, и я обещаю стать хорошим».
В голове Вира промелькнул полузабытый детский образ: он стоит, сложив ладошки, и молится, прося у Бога что-то очень нужное ему тогда. Он поспешно отогнал воспоминание и заставил себя не обращать внимания на болезненную тяжесть в сердце.
– Я не хочу тебя, – сказал Вир Эйнсвуд.
– Лжец, – парировала Лидия.
– Ты утешаешь себя, – ответил Вир, отворачиваясь. – Ты, мисс Весталка Девственница Гренвилл, только думаешь, что знаешь все. На самом деле ты даже не умела целоваться, пока я не научил тебя.
– Не припомню, чтобы я просила об уроке.
– И поэтому считаешь себя недоступной.
– Для тебя, да. Хотелось бы знать, какой еще логический вывод можно сделать, исходя из твоего поведения. И еще хотелось бы узнать, почему ты так паникуешь из-за этого.
– Я не паникую. А еще хотелось бы, чтобы ты оставила свой покровительственный тон.
– А мне бы хотелось, чтобы ты перестал лгать, – сказала Лидия. – У тебя это плохо получается. Не понимаю, почему ты боишься признать, что я тебе нравлюсь, и это угнетает тебя. Угнетает, потому что я докучаю тебе, потому что я девственница и еще много «потому что», которые создают проблемы для твоей убежденности в мужском превосходстве. Это, конечно, тебе не интересно, но я тоже испытываю чувство унижения и обиды. То, что ты тоже нравишься мне, не делает чести ни моему вкусу, ни здравомыслию. Судьба много раз проделывала со мной злые трюки, но этот последний превзошел все предыдущие.
Вир вновь повернулся к ней.
Абсолютно прямая спина Лидии выдавала внутреннее напряжение. Она сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Пальцы нервно сжимали лежащий на коленях узел.
– Ты сама себя сбиваешь с толку, Гренвилл, – сказал Вир, сжатые в кулаки руки которого тоже лежали на коленях. – Не следует относиться к обычному покалыванию в сердце, такому как у тебя сейчас, так, будто я тебе его разбил.
– Можно подумать, что ты мог, – ответила она презрительно. – Так бы я тебе и позволила.
– Тогда в чем же дело? – спросил он. – Что ты хочешь от меня? Чтобы я переспал с тобой? Ты прожила на этом свете не так мало лет…
– Двадцать восемь, – уточнила Лидия, стиснув зубы. – Я еще не старуха.
– И все это время ты хранила целомудрие, – продолжил Вир, повысив голос. – Ты не можешь утверждать, что я должен нести за это ответственность. Не можешь сказать, что я разрушил твои моральные устои.
– Мне наплевать, веришь ты в это или нет.
– Но ты же знала, какой я, когда встретила меня! Даже твоя торгующая собой подружка предостерегала тебя на мой счет! Она ведь советовала тебе уехать из Лондона, не правда ли?
– Лондон – большой город. И каждый из нас двигается по своей орбите. – Лидия взглянула на него не прямо, а как-то сбоку, и тут же отвела глаза. – У тебя не было никаких причин приходить в «Голубую сову», где, как известно всему миру, собираются журналисты. Не было у тебя причин неожиданно завернуть в «Джеример», преследовать меня, когда я ехала к Елене, так же как и появиться на Ковент-Гарден именно в тот единственный вечер, когда я была там одна. И я должна поверить, что все это – цепь случайностей и ты не шпионил за мной? Попробуй возразить. Скажи, что лишь мое завышенное самомнение заставило меня вообразить, будто у тебя имеются какие-то проблемы, связанные со мной. – Уголки ее губ дрогнули и слегка приподнялись. – А раз не можешь, тогда скажи, почему такой самец, как ты, Эйнсвуд, не попытался довести дело до конца.
– Чума на твою голову, Гренвилл! Да я бы никогда не стал делать все это, если бы знал, что ты старая дева, черт бы тебя побрал!
Она ничего не ответила, и извергнутые им ругательства повисли в разделяющем их напряженном пространстве.
У Вира, через мгновение вникшего в смысл произнесенного и понявшего, что он наделал, похолодело внутри. Тем не менее Гренвилл права. Он – лгун, он врал себе все это время. Его рассуждения – жалкие детские выдумки! Правда в том, что она прекрасное чудовище и он хочет ее так сильно, что даже боится об этом думать. Очень редко в его жизни ему хотелось чего-то так сильно, и никогда это не относилось к женщине. Женщины для него имели единственное предназначение и не заслуживали особых переживаний, ни те многие, которых он знал, ни другие, которые быстро придут им на смену.
Однако нарастало ужасное подозрение, что сейчас на смену никто не придет. Если это не так, то почему он до сих пор не нашел кого-нибудь еще? Ведь шлюхи отнюдь не перевелись в Лондоне, не так ли?
Судя по всему, их карета была уже где-то возле Сохо, и времени на размышления у него не так много. Взгляд в окно подтвердил: они подъезжают к Чарльз-стрит.
– Кажется, у тебя разыгрался очередной приступ благородства, – услышал Вир голос прекрасного чудовища.
– Я не благородный человек, – сухо сказал он. – Не надо заставлять меня быть не таким, какой я есть. Я совершил ошибку, вот и все, одну из тех, какие допускаю довольно часто. Ничего удивительного в этом нет. Я же принял жену Дейна за его любовницу, помнишь? Если бы у тебя в руках оказалось, как у нее когда-то, что-то тяжелое, чтобы переубедить меня, ничего бы не случилось. Ведь вчера я был готов уйти, когда понял свою ошибку. Это ты вернула меня и попросила помочь. И раньше, сохраняй ты дистанцию, я бы не стал распускать руки. Но ты не ожидала…
