– В твоих устах это звучит так, что ты единственная изо всех выбрана для наказания, несомненно жестокого и бесчеловечного. – Вир отошел от стола к камину. – Ты думаешь, что я – плохая партия. Или скорее не так, а еще хуже. Для тебя не персонально я, а все мужчины являются плохой партией. – Он взял ковш для угля и, продолжая говорить, пополнил запас питания гаснущего пламени. – Презрение к мужчинам настолько ослепило тебя, что ты не видишь преимуществ жизни в браке с любым из них, а со мной в особенности.
Лидия подумала, что эта речь могла бы быть убедительной, не наблюдай она сама в течение многих лет так называемые преимущества жизни с супругом, не встречай она практически ежедневно замужних женщин с разбитым сердцем, оставленных без помощи, не чувствующих никакой стабильности и, что еще более ужасно, постоянно подвергающихся насилию и оскорблениям.
– Какие же именно преимущества ты имеешь в виду? – спросила Лидия. – Твое огромное состояние? Так тех денег, которые я зарабатываю, мне вполне хватает, да еще и на черный день кое-что остается. Или речь идет о привилегиях твоего титула? Что он мне даст? Модную сейчас возможность участвовать в делах высшего общества, которые сводятся к злословию по поводу соседей? Может, ты имел в виду право появляться при дворе, то есть кланяться королю и расшаркиваться перед ним?
Вир, не разгибаясь, колдовал возле камина. Он уложил уголь с помощью кочерги и, используя ручные мехи, превратил аккуратную кучку в пляшущее пламя. Работал с неторопливостью и обстоятельностью человека, занимавшегося этим многие годы. Это было тем более удивительно, что труд истопника считался недостойным даже лакея, не говоря уж о пэре королевства.
Взгляд Лидии скользнул по его широким плечам и опустился по выдающей силу спине к тонкой талии и бедрам.
По ее телу вновь прокатилась горячая волна желания, но она усилием воли подавила ее.
– Или ты, видимо, считаешь привилегией, – продолжила Лидия, – обязанность жить в узких рамках правил, определяющих, что я могу и что не могу говорить, делать, думать?
Вир, наконец, распрямился и повернулся к ней. Лицо его было абсолютно спокойным.
– Ты могла бы, например, позаботиться о мисс Прайс, из-за безделушек которой рисковала жизнью, – сказал он ровным голосом. – Будучи герцогиней Эйнсвуд, ты обеспечила бы ее приданым, что позволило бы девушке самой выбрать жениха.
Лидия уже открыла рот, готовясь заявить, что мисс Прайс нуждается в муже не более чем мисс Гренвилл, но тут проснулась ее совесть, и Лидия закричала: «Откуда ты знаешь?» Лидия замерла, молча глядя на Эйнсвуда, в то время как голова начала работать все быстрее и быстрее.
Что, если Тамсин серьезно увлеклась Трентом? Не секрет, что его средства весьма и весьма ограниченны. Если они поженятся, жить им будет не на что. Но нет. Интерес Тамсин к нему не такого рода, попыталась Лидия опровергнуть аргументы совести. Просто он немного странный, и девушкой движет обычное любопытство.
«Даже если так, то какое будущее в принципе ожидает Тамсин? – мрачно спросила совесть. – Что с ней станется, если ты серьезно заболеешь или попадешь в беду?»
– Ты постоянно пишешь о несчастных людях, которых немало в Лондоне, – донесся до нее сквозь размышления о Тамсин голос Эйнсвуда, – прежде всего о несправедливости, царящей в обществе. Но рискну предположить, что ты не думала о серьезном политическом влиянии, которое априори имеет герцогиня Эйнсвуд и которое она при желании может использовать для решения этой проблемы. У тебя появилась бы возможность напрямую поговорить с любым членом парламента и попытаться убедить его проголосовать за службу столичной полиции, например. – Вир наклонился к книжной полке и принялся рассматривать ее коллекцию «Ежегодной хроники». – Существует также проблема детского труда. Это одна из твоих любимых тем, не так ли? Наряду с вопросами общественной гигиены, ужасающего состояния трущоб и условий содержания в тюрьмах. «Мест для разведения пороков и болезней», как ты их называешь.
Лидия вспомнила Сару в потрепанных, латаных-перелатаных платьицах, играющую в зловонных закоулках, и ее маленьких товарищей по играм, многие из которых были одеты еще хуже. Вспомнила она и тюрьму Маршалси: вонь, грязь, болезни, распространяющиеся из-за отсутствия элементарной гигиены…
Одной из них заразилась ее сестра и умерла.
В горле образовался комок.
– Образование, – вновь вернул ее в настоящее низкий приятный голос. – Медицина. – Вир повернулся к ней. – Ты знаешь, что кузина Трента, невеста графа Роунсли, строит в Дартмуре современную больницу?
Да, образование… Как ей самой хотелось ходить в школу, как Лидия мечтала о книгах. Что было бы с ее образованием, если бы не Квит? Благодаря ему она получила образование, а образование открыло ей путь к независимости. Но Лидия сильная и целеустремленная. А как быть тем, у кого нет этих качеств? Как жить слабым и больным, нуждающимся в опеке, медицинской помощи, больницах?
– И ты сможешь сделать что-то реальное, – говорил Эйнсвуд, – а не только писать о том, как все плохо.
Это было попадание в десятку! Лидия не понимала, как ему удалось так досконально изучить ее. Но она понимала примерно то, что в подобные моменты понимают все женщины мира: ей предлагают сделать выбор между богатством, могуществом, с помощью которых можно сотворить много добра, и собственной независимостью.
Очевидно, что должен быть какой-то логический разрыв в этих до ужаса стройных рассуждениях. Должен быть правильный ответ, который можно найти, если хорошо подумать. Проблема в том, что они оба не были абсолютно правы. Но она должна найти путь к спасению, найти ответ… Она почти знает его, он уже крутится среди множества вариантов в ее возбужденном мозге. Она может…
Удар в дверь в клочья разнес начавшее складываться решение. При втором ударе все клочья вылетели из головы. Лидия посмотрела на дверь, перебирая в уме известные ей ругательства.
– Марш на кухню! – твердо произнесла она, с трудом сдерживая раздражение. – Возвращайся на кухню, Сьюзен.
Собака за дверью жалобно заскулила.
– Думаю, Сьюзен хочется к мамочке, – сказал Эйнсвуд, подходя к двери.
– Лучше бы тебе не открывать, – предупредила Лидия, видя, что он взялся за ручку.
– Я не боюсь собак, – ответил Вир и отворил дверь.
Сьюзен проскочила в комнату, не обращая на него ни малейшего внимания, и рысцой подбежала к Лидии. Первым делом она ткнулась носом в руку хозяйки, затем лизнула ее.
– Ты поступила не очень хорошо, – сказала Лидия, сдерживая эмоции. – Но ты не виновата в том, что он расстроил тебя.
– Я расстроил тебя, Сьюзен?
Лидия вновь перевела взгляд на гостя. Эйнсвуд рассматривал собаку, нахмурив брови и слегка опустив уголки губ.
– Ты слишком большая, чтобы жить на кухне маленького дома. Неудивительно, что ты такая нервная.
– Сьюзен вовсе не нервная! – фыркнула Лидия. Всем известно, что мастифы…
